Шрамы на сердце. Стихи разных лет. Татьяна Иноземцева

в два экземпляра и отдать в постель – один экземпляр ей, второй – ему».

      Слово «постель» показалось мне оскорбительным. Сколько слёз было пролито в гостинице на берегу Волги!

      Позже была участницей VI и VII Всесоюзных совещаний молодых литераторов. На одном из них моё имя назвали в числе пяти наиболее перспективных молодых поэтов Советского Союза. Аванс этот я, видимо, не оправдала. Только в сказке добрая фея может спецодежду Золушки превратить в роскошное платье. А в жизни…

      Если заниматься исключительно литературной работой, жить на «вольных хлебах» и думать только о творческом росте, кто будет содержать меня, пока я сижу за пишущей машинкой? Пройдёт не один год, пока книга увидит свет и труд окупится гонораром. А семью кормить надо сегодня и сейчас.

      Всего один раз в жизни мне посчастливилось воспользоваться творческим отпуском, предусмотренным законом для членов союза писателей. Четыре зимних месяца сидела над повестью «Запашка», по 14 часов в день тыча одним пальцем в клавиатуру портативной пишущей машинки. Занятие утомительное.

      Всю зиму мои любимые земляки возмущались: «Тунеядка»! Осталась незаживающая рана на сердце. В деревне умеют ценить только физический труд.

      Всю жизнь потом из кожи вон лезла, чтоб доказать – не тунеядка я, вкалываю не меньше, а больше любого из них.

      Муж выходил из себя, ревновал меня к пишущей машинке. Переломал мне пальцы, чтоб не могла ни писать, ни печатать. Он гордился тем, что за всю жизнь не прочитал ни одной строки из написанного мной. Написанного на грани фола…

      В жизни и творчестве я всегда шла против ветра, против течения, вопреки сопротивлению ближних и дальних, наперекор обстоятельствам. Понимала, победить сопротивление можно только через ювелирную работу над словом, иначе – сомнут, затопчут, как слабый росток.

      Бытует выражение: за одного битого двух небитых дают. Читателю судить о том, что из меня получилось.

      У каждого Пушкина есть свой Дантес. Тяжело психологически, когда в его роли выступают близкие родственники. Увы, не только муж.

      А та, в слезах рождённая, первая моя повесть была опубликована в журнале «Волга» и по журнальной публикации стала победительницей Всесоюзного конкурса на лучшую книгу о советской молодёжи. Была премия ЦК комсомола.

      Другой возможности взять творческий отпуск больше не случилось.

      Предпосылки к творческому росту, наверное, были. Когда вторая моя повесть «Горечь» публиковалась с продолжением в областной газете «Северная правда», у газетных киосков в Костроме, – по словам писательницы Ольги Николаевны Гусаковской, – скапливались очереди из ожидающих поступления свежего номера. На всех не хватало.

      Отдельной книгой «Горечь» не стала, но всё-таки у неё счастливая судьба – читатель у неё был.

      Судьба третьей повести «Травинка» оказалась куда печальней. Для газетной версии повесть не годилась по объёму. Спустя годы, рукопись пошла на изготовление бумажных трубочек для плетения