Покой перелетного голубя. Сафина Даниш Элахи

с Зо видели уже много взлётов и падений. Я вырос в Бренте с тремя сёстрами. Родители перебрались в Лондон после того, как поженились. Папа у меня инженер-электрик, а мама учитель. Здесь они создали для нас жизнь и дом. К тому времени, как родился я, последний из четырех детей, они уже почти пятнадцать лет жили вдали от родины. Я мало знаю о своей культуре и родственниках. Для меня Пакистан был всего лишь зелёным флагом, ностальгически вывешенным в комнате родителей. Я никогда не задавался вопросом, кто я и откуда, но, когда я был подростком, цвет моей кожи и чужеродность имени будто бы возвели вокруг меня невидимый барьер. Белые друзья, проходя мимо, перебрасывались резкими комментариями о карри и терроризме, а темнокожих я видел мало и редко. Люди из социального слоя моих родителей открыто звали меня «кокосом» за отсутствие знаний о собственной культуре – ни урду, ни любви к Болливуду, ни религии. Никто не догадывался о борьбе, которая шла у меня в голове, потому что я сознательно закутался в плащ школьного чудика – не то чтобы клоуна, а просто парня с придурью.

      В десять лет я встретил Зо. Он был стеснительным пареньком с кучерявыми тёмными волосами, длинными руками и вечно носил рубашку с воротничком. Однажды он просто пришёл в наш класс – школа предоставила ему пансион, как новому ученику из Пакистана. Он мне тотчас понравился, но, казалось, вовсе не замечал меня – и никого, коли уж на то пошло. Наша дружба началась в тот день, когда он вступился за меня перед хулиганами из нашего класса. Он стоял за меня, когда я чувствовал себя потерянным, когда не знал, в той ли я живу стране, в какой должен, в том ли теле, в той ли одежде. Когда люди начали цепляться ко мне, он принял за меня бой. И остался рядом, защищая меня, пусть даже в результате оставался с расквашенным носом. Тогда я и понятия не имел о том, как сильны его собственные демоны.

      Когда мы закончили школу, для Зо пришло время переезжать из дома дядюшки Фарруха. Я знал, чем хотел заниматься и что изучать. Это правда: мне хотелось заняться спортивной наукой в университете Эдинбурга. Когда я получил письмо, сообщающее о том, что я на определённых условиях принят, я взволновался, как рой пчёл. Но Зохейб получал одно письмо за другим из разных университетов, и все с отказами. В итоге ему пришло условное предложение изучать бизнес в Университете Западного Лондона. Я видел, как он погружается в себя. Он мучился мыслями о том, как он будет жить после школы-интерната, о том, что станет с режимом и ритуалами, которыми он себя окружил. Его родители всё ещё не были в восторге от идеи его возвращения в Пакистан, и, поскольку они ещё и недавно развелись, мысль о его отъезде была непереносима для всех нас, любивших его. Я решил сменить курс. Поговорил со своими родителями, которые сочли меня наивным и чрезмерно геройствующим, но одновременно и испытали облегчение оттого, что я для разнообразия займусь чем-то более традиционным, – они, по-видимому, с трудом представляли себе, какую карьеру можно сделать в спортивной науке.

      Я признаю, не всё это было ради Зо. Я тоже чувствовал себя потерянным, а он был моим якорем. Я знал