Покой перелетного голубя. Сафина Даниш Элахи

и извивается и, наверное, не кончится никогда.

      Снова открыв глаза, я вижу, как Бхай ведёт Ноно в душевую. Ноно оборачивается – её волосы перепачканы в рвоте – и смотрит на меня холодно. Позволяет Бхаю взять её за руку.

      Это последнее, что я помню.

      На следующее утро я просыпаюсь в комнате Мамы. Понимаю это, потому что первым делом, открыв глаза, вижу её занавески с узором «пейсли». В горле пересохло, и я пытаюсь дотянуться до стакана воды на прикроватном столике. Рука нащупывает что-то, лежащее рядом. Перед глазами у меня всё ещё туман, так что я подношу предмет к лицу: Ноно вернула мой браслет с единорогом. В любой другой день такой поворот событий меня осчастливил бы. Но сейчас я чувствую лишь огромную грусть.

      Миша

      Карачи, Пакистан

      – Видишь ту птицу, Миша? – спрашивает Баба, указывая на шеренгу голубей, рассевшихся на толстых проводах между столбами.

      – Баба, это же голуби! А не птицы, – заявляю я, стесняясь того, что знаю куда больше его.

      – Ну да, голуби – это такие птицы. А ты знаешь, что это за вид голубей?

      – Не знаю… серые голуби?

      – Ха-ха! Да, Миша, серые голуби – отличный вид! Куриные твои мозги… – поддевает меня Бхай.

      – А что? Может быть такой вид – серые голуби… Ты что, учёный-птичник, что ли? – парирую я.

      – Птичник? Ты хотела сказать – орнитолог? – Бхай покатывается со смеху.

      – Эй-эй, бачи, не заставляйте меня жалеть, что я привёл вас сюда, – сурово произносит Баба, и его густые брови поднимаются в шутливом гневе. – Они, конечно, серые, но называют этих птиц типлерами.

      – О, ну ладно, я не знала. И что в них особенного?

      – Много чего. Во-первых, они очень умные, точь-в-точь как ты, – с улыбкой говорит он мне.

      Я выпячиваю грудь, в точности как делает Бхай, когда испытывает гордость за что-то сделанное и достойное похвалы. Одновременно мне удаётся быстренько скосить глаза на Бхая, который строит мне рожу – но молча.

      – Во-вторых, они чрезвычайно выносливы.

      – Э-э-э… А это что значит? – Я сбита с толку. У Бабы есть такая привычка, время от времени использовать реально сложные слова. Они вылетают у меня из головы ещё до того, как я успеваю мысленно их произнести.

      – Это значит, что они стойкие. По виду, может, и не скажешь, но это так. Они могут лететь почти целый день. Двадцать часов подряд или около того.

      – Но они выглядят такими ленивыми… Просто сидят там рядом, такие… бездельники. Будто у них нет никаких забот, – замечает Бхай.

      – Да, Зохейб, но мы же не должны быть поспешными в суждениях, верно? Знаешь, эти птицы такие сильные и смышлёные, что участвуют в лётных соревнованиях. Их тренируют, а потом хозяева получают за них призы.

      – Похоже на собачьи бега, только для птиц, – самоуверенно говорю я. – И в небе.

      – Ха-ха! Да, именно так.

      – Всё равно не могу поверить. Такой у них мирный вид. Будто так и сидели бы весь день на этих проводах, – произносит Бхай, глубоко погружённый в мысли.

      – Да, бета,