Невский проспект, или Путешествия Нестора Залетаева. Яков Бутков

наследованную одежду, только укороченную несколько из хозяйственных видов. Костюм, прикрывавший новопоявившуюся человеческую фигуру, принадлежал к этому самому роду одежды: он не был, в сущности, ни пальто, ни чуйка, но мог играть, по надобности, роль пальто или чуйки. Кроме этой одежды, пришелец имел в руках лакированную коробку, не походившую ни на шляпу или шляпенку, ни на фуражку, но, несомненно, состоявшую в близком родстве со всеми существующими в степных губерниях так называемыми картузами. Из-под длинной чуйки, совершенно закутывавшей человеческую фигуру, выглядывали сапоги, которые Залетаев, по своему совершенному знакомству со всеми видами сапогов, различил с первого взгляда: один сапог скромный, без всякого внешнего блеска, был, однакож, сапог существенный, из прочного, первообразного типа сапогов выростковых; он стоял с твердостью и достоинством на своем каблуке и только резким скрипом проявлял свой жесткий, так сказать, спартанский характер; другой сапог, по-видимому случайно, по прихоти рока, стал товарищем первого. Он был щегольской, лакированный сапог, блистал как зеркало, но имел значительные трещины и шлепал подозрительно, из чего и следовало, что он – просто бесхарактерный промотавшийся франтик, покамест блещущий остатком «лоска светскости», но уже уничтоженный, доведенный до товарищества с простым выростковым сапогом.

      – Здесь человека нужно-с? – произнесла человеческая фигура сипучим голосом, не шевеля губами и покосив глаза в темный угол комнаты Залетаева.

      «Вот это человек!» – подумал Залетаев, любуясь совершенно человеческою наружностию стоявшей перед ним фигуры.

      – Да, любезный, – отвечал он: – мне нужен человек; ты, что ли, желаешь итти в услужение?

      Человек промычал: «мм-у-у!» и уставил глаза на Залетаева.

      – Что же, ты, братец, знаешь всякую службу?

      Человек начал медленно, не открывая рта:

      – Сапоги почистить… самовар подать…

      – Только?

      – И состряпать! – присовокупил человек; потом, помолчав и углубясь по-прежнему глазами в темный уголок комнаты, как бы для отыскания там исчисления своих служебных способностей, присовокупил:

      – Утром разбудить пораньше!

      – А за каретой? Мне нужно человека, знающего за каретой ездить…

      – Ну, и за каретой! – проговорил человек после долгого размышления.

      – А ты служил прежде по хорошим господам?

      – Теперь пришлось впервой.

      – А, ты только начинаешь? Хорошо! Ну, так ты и за каретой можешь ездить?

      – И за каретой… И московскую селянку приготовить!

      – Э! Ну, мне селянку не нужно… а если уж так, ты, я думаю, сумеешь состряпать и яичницу?

      – Я-я-ич-ницу? – спросил человек сипучим голосом и, покосив глаза на Залетаева, стал медленно изменяться в лице, которое из фиолетового цвета обратилось в синий, а потом перешло в бурый с пятнами. В этом