Мой страшный главный врач. Софья Орех

через десять минут. Все, кроме начмеда и завтравматологии, быстро покидают мой кабинет.

      – Ольга Васильевна, чашку чёрного кофе с сахаром быстренько на троих, – убираю палец с кнопки внутреннего телефона и обращаюсь к завтравматологии: – Как вас зовут?

      – Вадим Русланович, – коллега выжидательно смотри на меня.

      – Какой, по-вашему, прогноз по этому пациенту после ДТП?

      Тот пожимает плечами: – Пятьдесят на пятьдесят.

      – Понятно, – киваю я.

      В это время в дверях без стука появляется секретарша с подносом в руках. На ней красивая юбка из струящегося материала и чёрная, полупрозрачная блузка. Кидает на меня вполне себе обычный взгляд и быстро ставит блюдца с чашечками кофе и кофейными ложечками перед каждым из нас. Тут же появляются блюдце с нарезанными ломтиками лимона и специальной вилочкой, небольшая сахарница, доверху наполненная кусочками сахара, Комната наполняется превосходным сочетанием ароматов кофе и лимона.

      – Спасибо, Ольга Васильевна! В следующий раз стучитесь в дверь, прежде чем войти, – бросаю я вслед секретарше и киваю своим коллегам за столом: – Давайте, коллеги, быстренько по чашке кофе и пойдёмте в отделение, посмотрим, как там дела и этого пациента заодно.

      В отделение мы дошли за пять минут. Надели на себя одноразовые халаты, бахилы. В отделении было чисто, светло, персонал занимался каждый своим делом, поглядывая на нас с разных сторон. В палатах интенсивной терапии стояли специальные медицинские кровати с подведённым к ним оборудованием. Мониторы мигали разными огнями, с них можно было считать различные показатели жизнедеятельности организмов. На кроватях лежали голые мужчины и женщины. Кто-то был в сознании, кто-то на аппарате искусственной вентиляции лёгких.

      Я подошёл к троим больным, находившимся на ИВЛ. Двое находились в состоянии медикаментозного сна, а вот женщина лежала привязанная и смотрела на нас умоляющими глазами. Под ней и под теми двумя больным специальные чехлы на матрасах, на которых они лежали, были мокрыми от мочи. Стоял характерный запах.

      Подошёл поближе и она задвигалась, застонала, словно хотела, что-то сказать.

      – Хотите что-то сказать? – негромко спросил у неё я.

      Она быстро-быстро заморгала и на глазах появились слёзы. Трубка от ИВЛ не давала ей возможности говорить.

      – Сколько дней она на ИВЛ? – спросил я у заведующего.

      – Четвёртый день, – быстро ответил тот, заглянув в свой рабочий блокнотик.

      – А в сознании?

      – Третий день, вроде бы, – пожал плечами Вадим Русланович.

      Я склонился к голой пациентке. Видно было, что кожа её была синюшной и покрылась пупырышками от холода.

      – Почему привязана? Беспокоится? – я посмотрел на завотделением.

      – Да, есть немного, – осторожно ответил тот. – Для профилактики.

      – Сможете написать, что вас беспокоит? – спросил я у пациентки, доставая из кармана халата ручку и свой блокнот. Женщина опять быстро-быстро заморгала глазами с надеждой