У черного дуба с красной листвой. Дмитрий Самохин

нос тыльной стороной ладони и сказал:

      – Точно говоришь. Второй Карл Рубидий. Он у нас недавно, года два как…

      – Не помню такого. В чем его талант?

      – Что-то с металлами делает. Если хочешь уточню…

      – Не стоит. Но ты говорил, что жертв три?

      – Правильно. Третий это Коля Лихой. Он проходил мимо. Куда уж шел не знаю, но если судить по его биографии, то явно не за хлебом с булкой. Увидел увязших в паутине страдальцев, и решил толи помочь, толи воспользоваться беспомощностью. Он-то паутину никакую не видел. Только двух замерших в неестественной позе людей. Вот и полез к ним. Так и застрял на полпути к карману Рубидия.

      – Надеюсь все дороги к переулку перекрыты?

      – Обижаешь, преподобный. Наши кентавры бдят на боевом. Даже муха не пролетит безнаказанно.

      – Вот и хорошо.

      Через несколько минут мы приехали. Ник припарковал свое авто напротив переулка, и я выбрался на свежий воздух. Поежился от холода, надел кожаные перчатки и направился к месту происшествия.

      За всю мою жизнь в Большом Истоке такого я еще не видел. Три мужика, застывшие в неестественных позах прямо по центру пешеходной улицы. Лица у всех красные и жалобные. Видно сразу не по своей воле они из себя живые скульптуры изображают. В нескольких шагах от них, перекрыв подступы к переулку, окруженные небольшой толпой человек в десять зевак, стояли трое сердитых кентавров, похожих на нахохлившихся сонных какаду.

      Инстинктивно они подались ко мне навстречу, чтобы предупредить, но, узнав меня, отступили. Преподобный не просто так по улицам разгуливает, а за делом приехал. Вон и шериф позади него виднеется, так что лучше подальше от начальства держаться. Целее будешь. Чего-чего а с соображалкой у кентавров всегда было хорошо, как и с инстинктом самосохранения.

      Я остановился в нескольких шагах от страдальцев и нахмурился. Налицо беда, только вот что с этим делать прикажете, непонятно.

      Красавчег встал рядом со мной.

      – Что думаешь? – спросил он.

      – Подбрось да выбрось, – не смог сдержаться я.

      – Это, конечно, правильно. Но все же?

      – Разбираться с тем, что тут произошло, будем потом. Главное сейчас выяснить, как нам людей спасти. Хотя может им нравится в паутине висеть… – задумчиво произнес я, наблюдая за реакцией страдальцев.

      По их мгновенно скисшим лицам я понял, что версию с их причастностью к появлению паутины можно смело отбросить в сторону. А то вдруг это какой-то неудачный эксперимент, и экспериментатор сам пострадал. Или того хуже желание получить славу на ровном месте. Были у нас такие прецеденты.

      – А с чего ты, кстати, взял, что это паутина? – спросил я.

      Красавчег поморщился, скривился и выдал.

      – Так может и не паутина, а какое-то сгустившееся пространство. Это мы так для удобства понимания термин придумали.

      – Ясно. Есть у нас кто-нибудь, кто мог бы