Бульдозер. Дарья Гайдук

довольно странно. Да где же они все?

      Родня жены жила на другом краю деревни. Сашка одел кирзачи, черный прорезиненный плащ и вышел из дома. Пес не вернулся. На улице – ни души. Это хорошо. Стыдно сказать: жена и дети пропали неизвестно куда. Что люди скажут?

      На перекрестке он встал как вкопанный: сгоревшая мазанка дядьки Николая. Только вот дядька умер много лет назад, дом купили новые хозяева и заново отстроили его из кирпича. Он хорошо помнил эти черные, обугленные развалины, сам помогал тушить пожар. Соседи говорили тогда, что дядька сам сжег себя и парализованную Нюру, не выдержал мучений жены. Кто знает.

      Теща жила у кладбища. Вот и ее дом. Дверь закрыта на навесной замок, а окна заколочены досками. Бульдозер поискал под крыльцом ключ, вошел. В доме пусто, слой пыли на мебели. Печь давно не топили, пахло сыростью. Сашка знал, где у тещи самогон. Достал из буфета мутную бутыль, с верхней полки взял граненый стакан. Налил до краев и залпом выпил. Как будто водой разбавили, совсем безвкусная. Налил и выпил еще, поморщился и вышел на улицу.

      Ноги сами повели через дорогу, на кладбище. Недалеко от входа, слева, – свежая могила с крестом. Венки, цветы пластмассовые, холмик из черной, сырой земли. Тут ком подкатил к горлу а ноги сами подкосились. Какая-то безысходная жуткая тоска сжала сердце. Сразу понял: это его могила, почувствовал. Бульдозер опустился на корточки и закрыл лицо руками, все еще не веря, что умер.

      Деревенское кладбище в Суглинках расположилось на живописном холме, в окружении полей. Внизу, на фоне фиолетово-черных туч, блестело озеро. Начался ливень. Сашка встал, надвинул на лицо капюшон и пошел вниз через кладбище. Спустился знакомой узкой тропинкой к озеру и скоро вышел к небольшой заводи среди камышовых зарослей. Здесь они с дядькой любили ставить осенью жерлицы на щуку. Хорошее место, спокойное. Над стылой водой поднимался молочный туман. Вдруг, сзади кто-то положил руку ему на плечо:

      – Душу простудишь, Сашка!

      Обернувшись, Бульдозер увидел пытливые, чуть прищуренные дядькины глаза. Это был Николай. Коренастый, плечистый, с каштановой лохматой головой. Окладистая борода лопатой, хитрая усмешка и большие, добрые, карие глаза. В правой руке дядька держал старую острогу, внизу у ног стоял садок с рыбой. На нем был одет потертый, залатанный пиджак не по погоде и любимые штаны из чертовой кожи, молескина, заправленные в высокие резиновые сапоги.