Жизнь романа. Краткая история жанра. Тома Павел

форме.

      В рамках этой фундаментальной антропологии, предложенной романом, мы можем отметить как удивительную устойчивость его проблематики, так и историческую эволюцию воображаемых им вселенных. Уже в эллинистическом романе были заложены основные ориентиры для антропологии романа: разрыв между героем и враждебным ему огромным миром, несводимость главного героя к случайности его судьбы, спасительная роль любви. Этот каркас сохранится, но на более конкретном уровне изобретения старые вымышленные вселенные станут порой в ходе истории объектом яростной критики, что приведет к переосмыслению социальной антропологии, передаваемой романом [22]. Памела, героиня Ричардсона, воплощает в себе идеальную добродетель принцесс греческих романов, но в облике персонажа, принадлежащего к самому скромному социальному положению.

      Метод репрезентации, принятый различными эпохами и жанрами, зависит как от характера фундаментальных антропологических гипотез, так и от того, какой вес они имеют по отношению к соображениям социального порядка. Именно поэтому в каждую эпоху роман вступает в отношения с горизонтом внелитературной рефлексии, которая, отнюдь не будучи заданной заранее, в действительности сама является итогом дискуссий, результаты которых никогда не принимаются на веру. Говоря проще, можно было бы сказать, что роман – это первый жанр, в котором мироздание предстает как единство, превосходящее множественность человеческих сообществ. Метод идеализации эллинистического романа отражает, как мы увидим, раскрытие этого единства. Опять-таки упрощая, можно отметить, что настойчивое стремление к единству человеческого рода лучше всего выражается через идеализированное представление, тогда как интерес к социальной погруженности человека чаще всего выражается через метод конкретных материальных деталей.

      Конвергенции между мыслью романа и формами, которые она заимствует, в предмодерной литературе способствует примат идеи, которая безраздельно господствует над представленными эмпирическими данными. В результате возник ряд узкоспециализированных повествовательных жанров, одни из которых (эллинистический роман, рыцарская повесть, пастораль) выводят на сцену непобедимых или, по крайней мере, достойных восхищения героев, отстаивающих нравственные нормы в мире, где нет порядка, а другие (плутовской роман, элегическая повесть и новелла) раскрывают неустранимое несовершенство человека. В XVI и XVII веках диалог между идеализацией и обличением человека принимает форму мирного противостояния этих поджанров.

      Роман XVIII и XIX веков, возникая на основе слияния старых повествовательных образцов, напротив, стремился к синтезу воплощенных в них точек зрения и, таким образом, к сочетанию идеализирующего ви́дения с наблюдением за несовершенством человека. Делая акцент на правдоподобии, роман XVIII века ставит вопрос о том, является ли индивид источником морального закона и хозяином

22

В книгах Pavel Th. Univers de la fiction, Seuil, 1988 и Pavel Th. L’Art de l’éloignement, Gallimard, 1996 я использовал понятие «вселенная» для обозначения миров, представленных в художественной литературе. В Fictionand Imitation (Poetics Today. 21 (3). 1 September 2000. P. 521–541) я рассмотрел нормативные и аксиологические проблемы, которые придают этим вселенным смысл. Здесь я обозначаю эти нормативные и аксиологические проблемы в терминах фундаментальной и социальной антропологии, чтобы подчеркнуть неизбывный антропоцентризм литературного вымысла. Моральная социология, предложенная Люком Болтански и Лораном Тевено в книге De la justification. Les économies de la grandeur (NRF Essais. Paris: Gallimard, 1991), направила мои исследования в сторону аксиологических аспектов воображаемых миров. Смысл этих терминов близок к тому, что в своей работе Proust. Philosophie du roman (Paris: Minuit, 1987) Венсан Декомб называет «космологией», т. е. тем, как художественное произведение представляет определенную систему мира.