Большой пожар. Владимир Санин

воплем бросился к старику, а другой остановился в нерешительности. Не теряя времени, Антон подсечкой ловко сбил его с ног и навалился сверху, а верный Шницель впился острыми зубками в руку поверженного врага. Пока Антон и Машенька с трудом удерживали пленника на траве, разыгрались такие события.

      Потапыч, тряхнув стариной, легко расправился со своим противником, и тот стонал, лежа на земле. Остальная четверка, разгадав намерения нашего отряда, ринулась к ружьям, в нескольких шагах от которых и произошло столкновение. Детина в рыжей ковбойке подхватил Бориса и швырнул его в меня. Мы высекли лбами искры и рухнули под ноги Шурику. Детина замахнулся на Юрика и тут же выбыл из строя как самостоятельная боевая единица: сокрушительным ударом в челюсть Зайчик послал его в нокаут. Пока Юрик катался по траве в обнимку с другим противником, Зайчик апперкотом в солнечное сплетение вывел из строя третьего, а четвертого ласково принял в объятья подоспевший Потапыч. На помощь брату подоспел и Шурик: усевшись верхом на извивающегося браконьера, братья хладнокровно вязали ему руки. Выполнил свою боевую задачу и наш славный резерв: ружья оказались в руках Льва Ивановича, Ладьи и Прыг-скока.

      Между тем браконьер, сбитый с ног Антоном, отчаянными усилиями вырвался и помчался к лодкам. И здесь его ждало заслуженное возмездие: освобожденный от пут Мармелад вне себя от ярости бросился за обидчиком и двинул его рогами в то место пониже спины, о котором Вольтер писал, что из глубокого уважения к дамам он никогда не решится его назвать.

      Смирных как овечки браконьеров Потапыч одного за другим перетащил на моторку, вытащил ключ и велел быть паиньками. Мы стали с ружьями на берегу, а Потапыч на второй моторке отправился за милицией. Пленники сначала хныкали и уговаривали, потом перешли к угрозам. И хотя браконьеры, с ужасом поглядывавшие на грозную фигуру Зайчика, дальше угроз не шли, мы почувствовали огромное облегчение, когда прибыли три моторки с милиционерами.

      Милиционеры горячо нас поблагодарили, забрали пленников и двинулись в обратный путь.

      Мы пыжились и смотрели друг на друга с чудовищной гордостью. Нас буквально распирало от самомнения. Вот на какие дела способны мы, члены славной коммуны имени незабвенного Робинзона! Мы шли домой, захлебываясь от восторга и обнимая друг друга, как три мушкетера и один безвестный гасконец после легендарной победы над гвардейцами де Жюссака. Все весело смеялись надо мной и Борисом: на наших лбах полыхали багрово-синие шишки; восхищенно поглядывали на ободранный до крови кулак Зайчика; сочувствовали профессору, которому Прыг-скок при захвате ружей едва не выбил прикладом зуб; ласкали Шницеля, доказавшего, что он не зря ест свой хлеб. А путь нам озаряло цветущее ухо Антона, ярко-розовое ухо, которое от полученного удара выросло чуть ли не в два раза.

      – Ну вот мы и дома, – вздохнув, сказал Зайчик, скромный, самоотверженный герой Зайчик, внесший решающий вклад в нашу победу.

      Сквозь редеющий лес уже были видны