Зайка для чемпиона. Илья Петров

голову и впился в Ковша твердым, немигающим взглядом. Кулаки его были инстинктивно сжаты, но поднимал он их только для того, чтобы вытереть капавшую c носа кровь. А взгляд Сережкин Ковшу показался очень странным: в нем не было ни ярости, ни обещания неконкретной пока мести, ни просто упёртости проигравшего, но не сломленного. Не был в состоянии одиннадцатилетний обалдуй понять этот вполне взрослый взгляд, который как бы зондировал что-то в окружающем мире, в Ковше и, как ни странно, в самом Сережке. Он должен был отразиться от всех мишеней и принести ответ – пора или нет, серьезное это дело или не более чем бутафорская вешка на дороге его судьбы. И от полного непонимания этих процессов, происходящих в загадочной Сережкиной голове, Ковш сразу поскучнел и потерял интерес к продолжению «разговора». Он лишь криво ухмыльнулся и пошел дальше по коридору, бросив через плечо: «На первый раз хватит».

       Это был, действительно, не последний конфликт между Сережкой и Ковшом, но их было совсем немного и вскоре они прекратились. Сережка не давал себя ни в чём унизить, если не считать унижением безоговорочное фиаско в поединке с соперником из другой весовой категории. И Ковшу надоело к нему цепляться чисто ради очередной демонстрации полного физического превосходства 40-килограммового организма над 25-килограммовым. Отрадно, что не вострому по части точных наук Ковшу потребовалось лишь несколько боксерских раундов, чтобы посчитать это умозаключение доказанным. Он классифицировал Сережку как «странного» и, поскольку не страдал повышенным интересом к непознанному, перестал обращать на него внимание… Похожим образом увядали конфликты нашего героя и с другими апологетами беспричинных кулачных поединков. Всем становилось неуютно от его непонятного, «взвешивающего» взгляда. Им казалось, что он со странным хладнокровием прикидывает – каким образом сможет лучше всего отомстить. На самом же деле Сережка пытался определить в каждой такой ситуации – случайность ли это или неделикатный намек судьбы, подталкивающей его к решениям, которых от него где-то ждут…

       В целом, школьная жизнь его текла, что называется, как у всех, и была среднестатистически насыщена яркими событиями, разбавленными обычной рутиной, поделенной на четверти и полугодия. Сережка был твердым хорошистом, причем нельзя сказать, что он отдавал предпочтение математике с физикой или, напротив, истории с литературой. Скорее, он определил для себя некую планку, ниже которой опускаться несолидно, но живого интереса не питал ни к одному из предметов, как бы пребывая во временной спячке, которая должна закончиться неожиданным и счастливым нахождением себя в жизни. Но он ничуть не стремился ускорить этот вялотекущий процесс – в детстве время вообще имеет невеликую цену…

      Интуитивный Серегин фатализм был «вознагражден» в первой четверти девятого класса: сам не понимая – как же это могло произойти, он обнаружил, что по уши влюблен в Светку Гордееву, безоговорочную примадонну «вэшек». Наверное,