Медбрат Коростоянов. Алла Дымовская

за нее. Дальше мне полагалось поинтересоваться, что такой ангелочек делает в наших краях и откуда ее к нам занесло на шальном облаке. Но Лидка и тут упредила меня.

      – А я из Москвы, – будто похвасталась.

      – И я из Москвы, – и почти не соврал. – Я одно время там жил, правда, родился совсем в другом месте.

      – И что? Не сложилось? – она уловимо сочувственно спросила.

      Оттого я ответил ей честно, как есть:

      – Не сложилось, – но в подробности вдаваться не стал. Пусть пока думает, что хочет. Все равно, мне‑то хвастать было нечем.

      – А я держусь. Тут главное попасть в струю, – несколько свысока поделилась со мной житейской мудростью Лидка. Я так понял, что она‑то свою струю нашла. Как и то, что она тоже отнюдь не была коренной москвичкой. Но и не лимита в старом понимании этого слова. Лимита по комсомольской путевке как раз был я.

      – Надолго к нам? – я перевел стрелки. Вдаваться в рассуждения о струе я не собирался. И без того известно наперед, какую конкретно нудьгу в наши времена можно развести на эту тему.

      – Не знаю, – она передернула плечиком. Что именно на ней было надето, и на сей раз я не разглядел, как следует, если вообще что‑то можно разглядеть в сгущающихся сумерках через волнообразные жерди забора. Над дрекольями торчала лишь ее голова, светлые волосы на безветрии поникли, будто корабельные вымпелы в мертвый штиль. Зато мне открылись ее глаза. Шоколадно‑карие, словно дорогие конфеты в золотистых гнездах праздничной коробки. Которые очень хочется съесть. Лучше вместе с хозяйкой.

      – По делу или так? – с надеждой спросил я. До конца не решив, на что, собственно хочу надеяться. Если по делу, то вдруг надолго. А если не по делу, то зачем?

      – Вот еще! – хмыкнула Лидка. – Мне Глафиру надо подлечить. Она кашляла всю зиму и весну тоже.

      – То есть, цель поездки – оздоровительная? – не поверил я. – Но здесь же нет ничего. Даже врачей путевых.

      – Да ну их, врачей. Одни расходы. Мне бабка сказала, мол, вези в деревню.

      – Ваша бабушка? – не въехал я поначалу, простодушный человек.

      – Почему, моя? Бабка Степанида, она у могилы Матронушки гадает, – Лидка сказала с таким чувством, будто та была ей родная. Ох, двадцать первый век! – И потом, у вас же, наверное, докторов полно?

      Я в недоумении обернулся на свою избушку. Тупить, так уж в полный рост. Лидка захохотала.

      – У вас, в лечебнице! – она тыкала пальцем то в мою сторону, то по направлению к холмам, после покрутила значительно у виска. – У вас здесь все такие?

      – Не знаю, – я тоже улыбнулся. – Только в стационаре настоящих врачей нет, тем более детских.

      – А кто есть? – тут уж смутилась она.

      – Психиатры, психотерапевты. Вам же это не нужно?

      – Еще чего! – по‑моему, она обиделась немного. Совсем чуть‑чуть. – Зато природа и воздух.

      Я спорить не стал. Воздух как воздух, категорически не Домбай. А природа? Пограничная полоса. Между Древней Русью и Великой Степью. Мелкое редколесье и