Время пришло. Татьяна Кожевникова

и, а об неё спотыкался молодой человек. Кажется, молодой. Вот и всё, что она о них знала. Ей было всё равно. Она даже не знала, куда направляется эта процессия, но знала, что она ДОЛЖНА идти. И идёт. Она ни о чём не думала, просто наслаждалась чувством покоя и умиротворения. Она никому ничего не должна, ей тоже никто ничего не должен, никуда не надо спешить, надо только идти потихонечку за мирной старушкой и ни о чём не думать.

      Только машины изредка нарушали тишину, шурша шинами по мокрому асфальту, освещая фарами длинную ниточку людей, медленно идущих вперёд друг за другом, и длинную череду одноэтажных серых строений – однообразных и скучных. Нигде ни огонька, ни какой-нибудь вывески.

      Когда процессия затормозила в очередной раз, она удержалась и не уткнулась в макушку старушки, зато оказалась в объятиях молодого человека. То, что это молодой человек она поняла сразу, он ни слова не говоря, нежно обнял её и тут же отпустил. Они двинулись дальше, но мысли её теперь всё чаще возвращались к этому происшествию. Она почувствовала, что ей хочется, чтобы это повторилось. По-видимому, молодому человеку хотелось того же, потому что, не дожидаясь следующей остановки, он дотронулся до её руки. Она не стала оборачиваться, но робко ответила на его рукопожатие. Тогда он крепко сжал её руку и повлёк за собой из очереди по направлению к серым строениям.

      Он толкнул первую попавшуюся дверь. Она оказалась незакрытой, и они зашли внутрь. Там было совершенно темно, но зачем им нужен был свет, если губы их жадно сплелись в поцелуе.

      Оторвавшись друг от друга, по-прежнему не говоря ни слова, они пошли дальше. Где-то в глубине едва заметной полоской пробивался свет. Они шли в совершенно пустом помещении и скоро оказались перед дверью, из-за которой и была видна полоска света. Молодой человек смело толкнул дверь, и она также свободно открылась.

      Они зажмурили глаза от яркого света, а когда осторожно открыли, то замерли от удивления. Это был необыкновенно красивый сад. Если там, на улице была осенняя ночь, слякоть, то здесь бушевал май. Вокруг цветущих деревьев гудели пчёлы, собирая нектар, от сочной ярко-зеленой травы веяло прохладой, воздух был наполнен пением птиц, ароматом цветов и тем особенным запахом, который бывает только весной.

      Она всё ещё стояла, зачарованная этой красотой, пробудившись лишь, когда почувствовала себя в его руках. Голова кружилась от упоительного аромата, от жгучих поцелуев и страстных объятий. Она закрыла глаза, ни от чего не отказываясь, принимала ласки и также бурно отдавала свои. Они повалились на шёлковую траву, не в силах удержаться на ногах. Она извивалась в его объятиях, пытаясь насладиться как можно больше. Соски её грудей под его пальцами налились и затвердели, её возбуждённое сознание было сосредоточено только на клиторе, истекая соком, она выгибалась навстречу его ласкам. Она так устала, что даже не заметила конца, просто отключилась.

      Когда она очнулась, то долго не могла понять, где она и что тут делает. Припомнив, она огляделась. Молодого человека не было видно. Она пыталась вспомнить, как он выглядел, но тщетно. Кроме серого плаща, такого же, как у неё, ничего не припоминалось. Ни лица, ни голоса, – ничего. Пожалуй, он был высоким, сильным, она ещё помнила его объятия и поцелуи, но так, будто это было очень давно.

      Она села на траву. Что-то было не так. Деревья стали тусклыми, пчёл и птиц не видно, трава тоже какая-то серая. Она посмотрела на небо. Неестественно синее, а солнце скорее похоже на яркую лампочку. Она поёжилась и пошла к ближайшему дереву. Ей показалось, что там уютнее. Она сидела, прислонившись спиной к дереву, вяло думая, что же ей делать, куда идти? Внезапно она услышала стоны. Оглядевшись, она ничего не увидела, прислушалась, – стоны исходили откуда-то из-под земли. Пожалуй, это были не стоны боли, а сладострастные. Она поискала глазами, но вокруг была только трава. Она вырвала пучок травы, под ней оказалась… сетка. Оторопев, она некоторое время сидела неподвижно, но, услышав стон, прильнула к сетке, чтобы посмотреть, что же там такое. Там было темновато, и она некоторое время присматривалась. Постепенно стала вырисовываться картина. Стонала девушка, такая красивая, какие вряд ли встречаются в жизни, даже в кино. Её вьющиеся тёмно-каштановые волосы разметались по ложу, глаза были томно прикрыты, а нежные красиво очерченные губки – полуоткрыты, на щеках играл румянец, тонкими пальчиками девушка проводила иногда по обнажённой груди – круглой, плотной, полной. Отчего она так сладострастно стонала? Между ног на лобке, вместо волос извивались маленькие чёрные то ли змеи, то ли черви. Они то по очереди ныряли во влагалище, то свивались клубком и заползали туда все вместе. Похоже, что девушке доставляло наслаждение именно это. Ложе, на котором она лежала, тоже было из этих же ужасных тварей, которые свивались клубками и тут же распадались. Их было несметное количество.

      Она вырвала ещё пучок травы и, преодолевая тошноту и гадливость, но не в силах преодолеть любопытство, стала рассматривать дальше.

      Дальше рассматривать было нечего, разве что… О, господи! Ноги девушки были грубо обрублены и к ним приживлены копыта. Кое-где на месте стыка ещё сочились кровь и гной, и жирные мухи роем облепили их.

      Она в ужасе вскочила и бросилась бежать подальше от этого