Перевёрнутый мир. Елена Сазанович

в моей майке на диване, скрестив ноги по-турецки, и наслаждалась горячим глинтвейном, который я приготовил из трав и домашнего вина.

      – Неужели непонятно? Своих не трогают. А я в лесу свой. К тому же, запомни хорошенько, беда не по лесу ходит, а по людям.

      Лида бросила на меня встревоженный взгляд.

      – Надеюсь, это не про меня? И разве люди приносят только несчастье?

      Я взъерошил свои мокрые волосы и широко улыбнулся.

      – Нет, не только. И сегодня я это понял…

      – Боже, как хорошо, – выдохнула она. Ее глаза блестели, и на щеках появился легкий румянец. – Как хорошо вот так промокнуть, продрогнуть, а потом греться горячим вином в твоей сторожке. Ты счастливый.

      – А ты?

      Она на секунду запнулась.

      – Я? Пожалуй, да. Сегодня я по-настоящему счастлива.

      Я укутал ноги девушки пушистым пледом и присел возле нее на корточках.

      – Скажи, Лида, ты и впрямь будешь играть лесную колдунью?

      – Да, а что? – она слегка смутилась.

      – И для этого я тебе понадобился?

      Лида звонко расхохоталась. Оказалось, что я обожал ее беззаботный смех!

      – Какой же ты большой и глупый! А если бы лесник оказался столетним дедом? Неужели ты думаешь, что ради роли я с ним целовалась бы?!

      – А со мной разве ты уже целовалась? – я искренне удивился.

      – Да, в мечтах, – откровенно ответила она, и ее горящие глаза взволнованно бегали по моему лицу. – А наяву нет. Но разве это трудно исправить?

      – Легко, девочка моя, очень легко… – Я нашел ее горячие губы, и на моих губах остался привкус лесных трав и лесной стихии, которая нас сегодня соединила. Надолго ли?

      Чижик безжизненно лежал на пороге. Он за весь вечер не проронил ни звука. И только когда я вышел проводить Лиду, Чижик жалобно заскулил вслед. Мне показалось, он плачет.

      Всю дорогу мы шли молча. Я пытался подобрать все нежные слова, которые знал, и даже парочку сумел выдавить из себя, но Лида резко меня прервала.

      – Не нужно, – довольно грубо отрезала она. – Ты не умеешь говорить красивые фразы и читать стихи не умеешь. Это и не к чему. Я их за всю жизнь знаешь сколько наслушалась?!

      – Сколько? – хмуро спросил я.

      Лида мне не ответила. Казалось, она вообще не желает со мной разговаривать.

      Мы остановились у дверей пансионата. Из уютного кирпичного здания, окрашенного в розовый цвет, раздавался веселый смех, слышалась бодрая музыка. Там веселились друзья Лиды. И за этими стенами кипела ее жизнь. Девушка прислушивалась к этому смеху, к этой музыке и улыбалась. Ей хотелось скорее туда.

      – Ну, пока, – беззаботно бросила она мне на прощанье.

      – Ты жалеешь обо всем, Лида?

      – Я никогда ни о чем не жалею. Глупо жалеть о том, что уже не исправить. Бессмысленная трата времени, – резко ответила она.

      – Мы еще встретимся?

      – Не знаю, – равнодушно пожала она плечами. – Почему бы и нет. За этот месяц наши пути могут пересечься не раз. Лес большой.

      – Ты