Боги среди людей. Кейт Аткинсон

его жизни.

      – Тебе ведь понравился Йоркшир, правда? – небрежно спросила Нэнси, как другая могла бы спросить: «Не съездить ли нам нынче на озера? Тебе ведь понравился Озерный край, правда?»

      Сам Тедди вряд ли выбрал бы слово «понравился» применительно к тому отрезку жизни, когда каждый день был хрупок и мог оказаться для него последним, а единственным временем было настоящее, поэтому будущее перестало существовать, хотя они сражались за него не на жизнь, а на смерть. Очертя голову они бросались на врага, и каждый новый день становился для них новыми Фермопилами. («Самопожертвование, – говорила Сильви, – это такое слово, которое придает массовым убийствам оттенок благородства».)

      Хотя да, в самом деле, Йоркшир ему понравился.

      Одно время они думали об эмиграции. Либо в Австралию, либо в Канаду. В Канаде Тедди проходил курс начальной летной подготовки и сдружился с приветливыми, простыми в обращении ребятами. Нынешней зимой он вспоминал как дивный сон их совместную поездку за персиками. Перед войной он успел побывать и во Франции, еще более эфемерной, чем любой сон, но Франция годилась для фантазий молодняка, а не для проживания женатого англичанина в сорок седьмом. В конце концов было решено, что сражался он как-никак за Англию («за Британию», поправила его Нэнси), а потому неправильно будет покинуть свою страну, когда она оказалась в бедственном положении. Видимо, такое решение было ошибочным, думал он по прошествии долгих лет. Лучше бы они купили два билета по пять фунтов и уехали вместе с другими разгневанными отставниками, которые поняли, что Британия мрачной послевоенной поры вышла из войны не победительницей, а скорее побежденной.

      В долине, у кромки торфяника, Нэнси сняла старую фермерскую хибару под названием «Мышкина Норка» («Придумают же!» – бросила Сильви), хотя за все время они, к своему удивлению, не увидели там ни единой мыши. Наверное, сказала Нэнси, дом так назвали из-за крошечных размеров.

      В хибаре были дровяная чугунная плита с духовкой и черный котел для нагрева воды («слава богу», часто повторяли молодожены, стуча зубами от холода). На ужин им приходилось довольствоваться хлебом с кусочком нормированного масла: держа хлебный ломтик на медной вилке перед открытым огнем, они только радовались, что не нужно бежать навстречу ледяному ветру в тесный чулан, пристроенный в незапамятные времена к задней стене дома. А у этого чулана тоже была пристройка, более похожая на сараюшку, чем на комнату, хотя там имелись раковина и сидячая ванна с почерневшими латунными кранами и ржавыми потеками трещин. Ни радио, ни телефона – и удобства во дворе, что в такую погоду, понятное дело, заставляло их, как это ни унизительно, пользоваться ночным горшком. Таково было их первое жилище, и Тедди понимал, что впоследствии они будут вспоминать о нем с нежностью, вопреки всем нынешним тяготам.

      Дом был полностью обставлен, и это их устраивало, потому что собственным скарбом они еще не обзавелись, если не считать