Кривая линия. Повесть. Соня Рыбкина

как посмотреть. Стены здесь выбелены и до половины покрыты однотонным кафелем. Потолок тоже выбелен. Пол в морщинках и царапинах, в редких хлебных крошках. Обитателям этой квартиры всё равно. В углу валяется тряпка – когда-то и она была белой, но теперь имеет грязно-серый оттенок. Стол покачивается на расшатанных ножках, скатерть заляпана редкими пятнами и местами липкая от варенья. У чашки, которую даёт мне мать, аляпистый цветок на боку и отколот кусочек. Я молчу. Наливаю чай – он булькает, слегка пузырится и принимает грязновато-бурый оттенок. Приятного аппетита. Печенье в засаленной вазочке жёсткое, но я беру одну штуку. Мармелад застыл и теперь похож на резину. Вязнет на зубах.

      – Как у тебя дела? – спрашивает мать тихим голосом.

      Отпад, мам. Особенно в твоём присутствии жизнь сразу приобретает яркие краски. Солнечный луч бьёт в давно немытое окно. Я щурюсь.

      – Нормально.

      – Так с Ярославой и общаешься? – она поджимает губы.

      Со смерти Гоши они не виделись, но мать её не любит. Дурное влияние, видите ли. Не дурнее, чем твоё, мам.

      – Общаюсь.

      Целую иногда, хочется сказать. Резвлюсь. У Славки дома хорошо, особенно когда родители с братиком уезжают. Брат её – мелкий засранец, мы друг друга недолюбливаем. Я отпиваю глоток и поднимаю глаза на мать. Её рыжие волосы, доставшиеся мне, забраны в пучок. Потускневшие и блёклые, когда-то они спускались по её спине огненной лавой. Кожа бледная, с голубыми прожилками – сколько я себя помню, у матери никогда не было веснушек. Веснушки – это вообще неблагородно, неаристократично, по-плебейски. Так считает мать. А Славке нравится. Она целует мой нос, покрытый пятнышками, а мне приятно и щекотно. Надо было всё-таки остаться сегодня у Славки и не ездить сюда. Вообще никогда сюда больше не ездить.

      – Как отец? – мать смотрит в окно.

      Притворяется, что это дежурный вопрос, интерес из чистой вежливости, но я знаю, что это не так. Я знаю, ей хочется, чтобы отец загнулся. Чтобы приполз к ней просить прощения. Банальщина.

      – Нормально, – я беру ещё одну резиновую мармеладку. – Девиц меняет. Последняя вот уже на месяц задержалась.

      И зачем я всё это матери рассказываю? Побесить, наверное.

      – Погряз в распутстве, – хмыкает мать.

      Кто ещё из вас хуже.

      – А Сергей где? – спрашиваю.

      Мать поворачивается ко мне.

      – На работе. Ему, как твоему отцу, с неба не валится.

      Она берёт чашку с таким же тупым рисунком, как у меня, и отпивает бурую воду. Чай почти безвкусный, на самом деле. Окрашенная вода.

      – Учёба хорошо?

      Хорошо. Долги сдал. От сессии до сессии живут студенты – нет, не весело. Но сойдёт.

      – Пока не вылетел, – усмехаюсь я. – Держимся.

      – Нечего тебе делать с этой девочкой, – говорит мать.

      Если бы не эта девочка, я бы уже, наверное, за Гошей последовал. Хотя не стоите вы того, чтобы из-за вас