Антоновка. Татьяна Александровна Грачева

перевернула подушку, чтобы влажная наволочка оказалась с обратной стороны, уложила Настю и снова обняла. Михаил выключил лампу и тоже лёг. В рассеянном свете луны увидел блестящие неподвижные глаза жены, она умела плакать беззвучно. Нащупав её руку, он погладил пальцы. Скорее всего, её посетила та же невеселая мысль. Письмо пришло вчера, но отправлено было две недели назад. За это время и с Лёшкой, и с Филиппом могло случиться всё что угодно. При детях новости не включали, но в Большом доме радио не замолкало, и, естественно, все знали, что в августе в Грозном случилась настоящая мясорубка, до сих пор по улицам собирали погибших солдат, и ещё треть пропали без вести.

      Лёшка и Филипп попали в весенний призыв. Принесли повестки в гробовом молчании. Полина тут же развила бурную деятельность, кинулась искать все больничные справки и выписки, доказывающие, что розовощекому Алексею с косой саженью в плечах нельзя служить. В детстве он страдал плоскостопием, болел гастритом и до сих пор не перенёс ветрянку. Лёшка остановил её и сказал, что всё равно пойдёт в армию. Светлана Леопольдовна тоже пыталась «отмазать» сына и сделала бы это – связи мужа позволяли, – но не позволил Филипп.

      Они для себя всё решили. Как обычно вдвоём.

      Поняв, что армии не избежать, Михаил пошёл домой к родителям Филиппа. На дорогой кухне с лакированной столешницей они обменялись рукопожатиями. Светлана Леопольдовна выглядела больной и бледной, как натуральная аристократка. В будний день вышла встречать в отглаженном платье и с причёской. Угощали Михаила чаем и шоколадными конфетами. На второй чашке чая решили, что провожать будут во дворе Большого дома. Курей и уток зарежут Антоновы, они же поставят на стол домашнюю наливку и вино. Всё остальное взяли на себя родители Филиппа.

      Когда Михаил уходил, Светлана Леопольдовна коснулась его руки холодными тонкими пальцами:

      – Может, мы без их ведома разберёмся с этой проблемой? У Станислава есть связи. Они даже не узнают, просто с «девятки» их вернут обратно.

      – Лёшка уже всё решил. И Филипп тоже.

      – Сейчас не время демонстрировать ослиную упёртость.

      Михаил вздохнул, невольно сжал пальцы в кулак. Рядом с Черных он чувствовал себя неуютно и неуверенно, но своего мнения не изменил.

      – Нельзя вмешиваться, если они узнают, мы их потеряем, и не на два года, а навсегда.

      Больше эту тему не поднимали.

      Официальных приглашений не рассылали и никого не звали, но провожающих пришло столько, что пришлось доставлять столы, а стулья брать у соседей. Танцевали, пили, целовались и клялись в вечной любви. Веселье выглядело излишне звонким и ярким – постановочным, словно играли актеры не из первого состава и не в лучших костюмах. То тут, то там в стороне от весёлого гвалта кто-то украдкой вытирал слёзы.

      Настя весь вечер просидела рядом с Филиппом. То самое платье, купленное на рынке три года назад, наконец, в девять лет, стало ей впору. Но воротник обтрепался, и обвалились чахлые пластиковые цветы. На их место Полина пришила кружева и обновила поясок. Празднично наряженная Настя выглядела самой несчастной, а рядом с Филиппом ещё и неуместно юной.

      Ни у Француза, ни у Лёшки не