Тимиана. Спасти дар. Алиса Калинина

кивнула, утерев тыльной стороной руки слезы, но откровенничать не стала. Наверно, было тяжело.

      – Брат советника слишком настойчиво интересовался, когда ты оклемаешься. И боюсь, это неспроста. Я так поняла, что мерр Ингард не позволил забрать тебя для забав и наложил на неделю печать неприкосновенности на тебя. Никто не сможет за это время приблизиться к тебе, кроме меня. Он думал, что за это время ты поправишься и вернешься домой. Но ты три дня не приходила в себя. Вот только очнулась, и силенок еще нет. А печать с каждым днем слабеет. Вот смотри. Сначала была такой сверкающей, смотреть больно было. Как сияющие сапфиры.

      Она оттянула рукав моей рубашки и ткнула пальцем в голубой рисунок на предплечье.

      – Вот, видишь? Сейчас я тебе поесть принесу. Поправляться надо!

      Она поднялась и вышла из комнаты, оставив меня в восторженной растерянности. Уму непостижимо!

      Сам мерр Ингард поставил свою печать на мне! На той, которую посчитал бродяжкой, выловленной из реки, как рыбина! Я возликовала и тут же, вспоминая разговор на берегу реки, поняла, что дело не во мне. Он просто решил довести дело до конца. И раз запретил брату трогать меня, значит, посчитал нужным проконтролировать это. Чтобы тот знал, кто в доме главный.

      И тем не менее, упрямый цветок восхищения, распустившийся в душе, не увял. Только увидеть так близко легендарного Первого советника – это вообще сродни чуду. А то, что он меня спас и защитил – с этим можно всю жизнь жить и не перестать восхищаться. Сколько доведется прожить…

      В голове что-то резко прострелило. А что было до того, как меня выловили из реки? Явно я туда не сиганула из-за несчастной любви. И не просто оступилась на каком-нибудь хлипком мосту. Случилось что-то такое, что разорвало мою привычную жизнь в клочья. И самый главный вопрос, кто я?

      Пока я тщетно пыталась хоть что-то вспомнить до того, как я услышала властный голос мерра Ингварда, тетушка Лея принесла мне немудреный обед. Но он показался мне настолько восхитительным, что я не накинулась на еду, как человек, голодавший несколько дней, а начала «гурманить». Похлебку с грибами в глиняном горшочке с ароматными травами я зачерпывала ложкой и не глотала сразу, как требовал мой, почти забывший, как выглядит пища, желудок. Я смаковала. Несколько мгновений держала во рту, растягивая удовольствие.

      Пожилая женщина с печальной улыбкой смотрела на меня.

      – Ты не простая девочка. В тебе порода чувствуется, хоть и платье на тебе было домотканое, и рубаха грубая. Я все постирала да отгладила. Ты ешь! Ешь! Много не даю тебе, чтоб плохо не стало.

      Был бы у меня язык подлинней, казалось, я бы вылизала этот горшочек.

      – Вот еще отвар шиповника тебе сделала, горяченький, с кусочком пирога! – потчевала меня хозяйка, а я чувствовала, как вместе с желудком теплеет и душа. Снова возник размытый образ родной бабушки. И я была уверена, что она так же с удовольствием смотрела, как я ем.

      Наверно, что-то такое отразилось у меня во взгляде, что на глаза тетушки Леи снова навернулись слезы. Подождав,