Сгустки. Олег Лукошин

которыми наполнена пустота. Оно низкое и тягостное. Звуковая картинка в этих частотах красочностью не отличается, но даже на фоне общей невесёлости звуки его вдохов и выдохов особенно удручающи. К середине дня они становятся совсем беспорядочными, ночью немного успокаиваются, но всё равно тревожны и болезненны, и лишь под утро, в самые ранние часы рассвета, делается оно ровнее и благозвучнее. Всё от диссонанса – собственное дыхание являет собой саму Удручённость. Воздух светлеет. Контуры зданий вырисовываются чётче и пугливая Мистика исчезает. Пространство улиц переплетено тонкими паутинками, тонкими, но плотными. Она липнет к телу, паутина. Очень устал, а приходит – и усталость удваивается. Заветное метро, до него несколько шагов. Людей нет. Эскалатор шумит и неумолимо изливается вниз. Пусто и можно просто прислониться к колонне. Секунда, другая, но он слышен потом, этот гон. Вагон открывает двери, надо войти внутрь. Внутри – она.

      Надо? Надо ли?.. Чувствуется, что да, а почему – непонятно. Ведь всё зациклено, всё последовательно; его, как и прежде, отторгнешь.

      Он встал на четвереньки, пополз. Р-р-р-р, – рычал, а ещё пытался лаять. Она повернула голову, взгляд приятен, почти ласков, но и удивлён; она ждала. Он дополз до её ног, сжался и заскулил. Потом лизнул сапожок и робко взглянул на неё из-под усталых век.

      – Можно, я буду твоим псом?

Неплохой конец для любовной истории

      Она заговорила первой.

      – Вы, наверное, тоже только вчера приехали?

      – Позавчера.

      Андрей приподнялся с гальки и переместился в сидячее положение. Девушка была весьма симпатичной. И казалась ужасно знакомой.

      – А как вы определили? Белый потому что?

      Она кивнула.

      – Я тоже белая вся, стыдно показываться. Вон какие все шоколадные.

      – Ну, они ведь тоже не сразу такими стали. Несколько дней – и

      мы с вами загаром покроемся.

      – Несколько дней, кошмар!

      Он рассмеялся.

      – А вот мне всё равно как-то: загорю, не загорю – какая разница.

      – Ну и зачем тогда сюда приезжать?

      – Покупаться, воздухом подышать…

      Она хотела что-то возразить, но не стала. Он тоже молчал.

      – Сколько же вам лет тогда, – подала наконец она голос, – если вас уже всё перестало волновать?

      – О, ужасные цифры! Когда произносишь их, не верится, что мог

      столько прожить… Но насчёт того, что меня всё перестало волновать –

      это вы зря. Меня много чего ещё волнует. Такие красавицы, как вы, например.

      Она приняла комплимент с благодарной улыбкой.

      – А всё же, сколько?

      – Пятьдесят, – мужественно ответил он.

      – Неплохо выглядите для пятидесяти.

      – Не надо, – артистично вскинул он руку, – не утешайте меня.

      Пятьдесят – страшная цифра, особенно по утрам, когда спросонья вспоминаешь о ней.

      Она тихо засмеялась.

      – А вот я могу сказать, сколько вам лет, – продолжал он.

      – И сколько же?

      – Двадцать один.

      – О, браво! Где вы так научились?

      – Правильно?

      – Правильно.