Я – злодейка в дораме. Екатерина Вострова

перед ней на коленях, пока она бранится. Сегодня хотя бы не бьет, пусть он действительно заслужил – снова украл.

      – Это все из-за твоего отца! Отнял мою честь! Ты такой же ублюдок, как и он! Вор!

      Ее упреки тяжелее любых ударов. Он хочет объяснить, что сделал это от отчаяния, чтобы они смогли прожить еще один день, но слова застревают в горле. Вэй Лун знает, что она права. Он виноват перед матерью уже тем, что родился. Она не хотела его, не просила. Он доставил ей столько боли, столько проблем, и продолжает доставлять их до сих пор!

      Когда мать чуть-чуть успокоится, она возьмет то, что он принес, и приготовит поесть для них обоих – другой еды все равно нет. А потом будет долго плакать, снова причитая на свою злую судьбу. Иногда она быстро успокаивается, и тогда в ней что-то переменяется: она подзывает Вэй Луна к себе, придирчиво осматривает синяки.

      – Ну что ты за горюшко… – вздыхает она, доставая припасенную склянку с лекарством. Ее он украл еще неделю или две назад. – Стой смирно.

      Мать осторожно дует на его ссадины, чтобы не щипало, пока она их смазывает. Отчего-то слезятся глаза, а в горле стоит ком.

      А потом случается то, что случалось совсем уж редко. То, что он хранил в сердце как самую большую драгоценность.

      – Обниму тебя… – шепчет она и крепко-крепко прижимает к себе.

      Вэй Лун боится пошевелиться и потерять тепло, которое чувствует в этот миг. Кажется, любой неосторожный вздох может задуть этот слабый огонек между ними. Он обещает себе, что не будет таким, как отец, что обязательно докажет матери, что он хороший сын и все сделает ради нее, ради таких вот крохотных трепетных моментов, когда она спокойна, а он почти счастлив.

      Сон сменяется другим, снова болезненным и тревожным.

      Вокруг собралась большая толпа.

      – Этот воришка уже всех тут достал! Давайте проучим его как следует! – кричат взрослые мужчины.

      У кого в руках полено, у кого – хлыст. Вэй Лун загнан в угол и с ужасом понимает, что живым ему отсюда не уйти. Но как же мама? Как же она одна без него?

      Толпа обрушивает на него удары один за другим.

      Внезапно среди беспорядочного мельтешения лиц и боли Вэй Луна охватывает странное ощущение. Он словно отстраняется от происходящего: побои становятся не такими чувствительными, а боль – всего лишь далеким эхом. Вокруг него колышется черная дымка, а на границе сознания эхом звучит голос. Он призывает убить, разорвать, растерзать обидчиков, отомстить им!

      Когда он открывает глаза, все оказываются мертвы. Его собственная одежда пропитана кровью, на лице – соленые брызги.

      Он приходит домой словно во сне.

      – Ты… Ты не мой сын! Ты – маленький монстр! Убирайся отсюда! Прочь! Прочь! Я знала, что тебя не надо рожать, пыталась избавиться от тебя! Что я только не делала! Ты не должен был родиться! Ты монстр, убирайся!..

      Ему становится страшно и горько. Гораздо страшнее, чем когда толпа обступала его. А голос внутри снова говорит ужасные вещи, и снова вокруг тела вьется черная дымка.

      Вэй