Семь ночей в постели повесы. Анна Кэмпбелл

не давая приблизиться еще больше.

      – Прекрати, Меррик.

      – Джозеф.

      Сидони силилась сохранить контроль над реальностью.

      – Порочный, лживый, распущенный, коварный, интригующий, беспринципный негодяй.

      – Скажи это так, будто действительно так думаешь. – Он прижался к ее сдерживающей руке и завладел губами. В этот раз удивление не парализовало Сидони. И она была уже не та невинность, которую его поцелуи лишали дара речи. Она познала удовольствие, вызванное малейшим прикосновением.

      Ладонь его, лежащая на затылке, расслабилась. Рука на талии скорее обнимала, чем удерживала. На один запретный миг она прильнула к нему, как вьюнок, а после прервала поцелуй и извивалась, пока нога ее не коснулась пола.

      Он схватил ее за руку.

      – Не уходи, Сидони! Тебе ничто не угрожает. Я просто хочу поцеловать тебя.

      Она бросила на него скептический взгляд и встала, задрожав от утреннего холода.

      – И почему я тебе не верю?

      – Потому что прискорбно недоверчива. – Он помолчал. – И потому что ты умная женщина.

      Он погладил чувствительную кожу запястья. От этого ленивого поглаживания у нее подвело живот, хотя она и понимала, что он пытается всеми правдами и неправдами вернуть ее в свои объятия.

      – Если б я была умной, то бежала бы без оглядки, как только увидела, что ты забрался под одеяло.

      Он сел, рубашка его провисла, обнажая крепкое плечо. От зрелища гладкой загорелой кожи у Сидони пересохло во рту. Такой контраст с его обезображенным лицом! Поначалу она не считала его красивым, даже если не обращать внимания на шрамы. Но с каждым часом его физическая привлекательность возрастала. Сейчас ей казалось, что слово «красивый» слишком банально. Дурочка несчастная! Она обнаружила в себе пристрастие к темному, опасному и ущербному.

      Встревоженная, смятенная – а ведь он едва прикоснулся к ней, – Сидони гадала, что случилось с той решительной женщиной, которая прибыла в замок Крейвен, чтобы противостоять монстру? Прошло всего два дня, и до той женщины уже не дотянуться.

      – Всего один поцелуй, Сидони. Это цена свободы. – Голос Джозефа звучал искренне, не как у того дьявольского соблазнителя, чьи сверкающие серебром глаза бросали ей вызов.

      Потрясение парализовало ее. Казалось, это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Она сможет уехать с расписками Роберты, почти такая же невинная, как и прибыла. Да вот только наряду с потрясением и облегчением она испытала легкий укол возмутительного, неприемлемого, неоспоримого разочарования.

      – Ты отпустишь меня назад в Барстоу-холл?

      Он нахмурился и отпустил ее руку.

      – С ума сошла? Мы так не договаривались.

      – А, договор… – прошептала она одними губами.

      – И никакого увиливания, заметь. Искренний энтузиазм.

      Один поцелуй казался малой ценой за то, чтобы сбежать из этой комнаты, которая изобилует обещаниями интимности.

      – А как мы измерим твое удовлетворение?

      Его глаза блеснули, и он прилег на сбитые простыни с раздражающей уверенностью.

      – Bella,