Свобода с ароматом цитруса. Элли Мей

на ножницы, затем обвела нас взглядом и остановилась на букете с лентами, что тянулись к нашим рукам.

      Валентина Васильевна прерывисто выдохнула и начала резать ленту, одну за другой.

      Связь, что все эти годы объединяла нас, разрывалась. Все, что оставалось после это опыт и воспоминания. Теперь мы каждый за себя. Впереди нас ждет новая глава жизни. Новые люди, занятия и места. Никогда больше мы уже не сможем сидеть все вместе за партой на уроках или участвовать на школьных мероприятиях.

      Мы с Настей переглянулись. На наших запястьях висели обрезанные ленты. Подруга заплакала, а я сжала кулаки и заморгала ресницами, чтобы не поддаться разрывающим чувствам.

      Это было невыносимо больно. Казалось, острые лезвия ножниц разрезали не обычную ленту, а душу.

      Когда учительница перерезала последнюю ленту, она заплакала.

      Мы всем классом обняли ее и стали говорить о том, как сильно ее любим. Слова обрывались плачем, всхлипами и еле слышимым треском душ.

      Когда я вернулась на свое место, то заметила на себе взгляд матери. Они с отцом сидели на третьем ряду, когда мы с классом на первом.

      Милеке Ипек Ялова быстро провела под глазом указательным пальцем, будто смахивала слезу, и нахмурилась. Я сразу поняла, о чем речь и стыдливо кивнула.

      Когда села на стул, Настя шмыгнула в салфетку, не стесняясь никого, и спросила:

      – Ты чего так испугано смотришь? Тут вроде как плакать надо. Со школой прощаемся.

      Ее голос звучал хрипло, как во время болезни.

      – Ничего, – махнула я рукой, – слушай.

      К завершению программы на сцену вышли гимнастки из шестых классов и стали танцевать под грустную музыку. Каждое их движение было плавным, медленным и грустным. Возможно, это казалось только мне, потому что Настя в какой-то момент достала телефон и стала с кем-то переписываться. Видимо, ей уже стало скучно.

      Я лишь один раз взглянула на нее, после чего все внимание приковала к сцене.

      – Диль.

      Шепот Фроловой зазвучал у моего уха.

      – Чего тебе? – спросила я так же тихо, не отвлекаясь от танца гимнасток.

      – А ты чего делать на каникулах будешь?

      Выждав небольшую паузу, я повернула голову к подруге и быстро зашептала:

      – Поеду с родителями в Стамбул. У отца там какие-то важные дела. Проведем там неделю, наверное. А потом поедем в Анкару. К родителям мамы. Что дальше будет не знаю.

      Быстро посмотрев назад, я выдохнула. Мама не обращала на меня внимание и говорила о чем-то с отцом.

      – Круто, – ответила Настя и замолчала.

      Я думала, что она больше ничего не скажет. И потому продолжила с интересом наблюдать за танцем. В нем, оказывается, раскрывалась тема взросления. Начиная с первого класса и завершая самостоятельностью в большом и неизвестном месте без кого-либо из родных.

      И когда я уже навострила все свое внимание, чтобы узнать завершение этого, так сказать, спектакля, подруга хмыкнула рядом со мной и обиженно заявила:

      – А ты