Ипатыч. Мистическая история. Татьяна Васса

новость настолько поразила всю троицу, полагавшую Ипатыча каким-то бессмертным существом, хотя и загадочным.

      – …! – выразил цепочкой непечатных слов всеобщее изумление неожиданной новостью, бывший кормач Маркуша.

      Бабка Кобра чувствовала себя практически наместником Бога на земле, когда узрела, произведённый ею эффект.

      – Ну, давай тогда, Матрёна Ивановна, соточку на помин души усопшего раба божия, нарочито-благоговейно произнёс Гусёк, спец по православным делам.

      – Иди ты на…! – вошла в себя бабка Кобра. «Гады какие весь эффект смазали! Алкаши проклятые!» – бубнила она про себя, быстро семеня в сторону магазина.

      – Говорил же, не даст, – обречённо произнёс Гусёк. И вся троица стала бурно обсуждать новость, сожалея, что не расспросила у Кобры подробностей.

      – Глянь, Гитлер идёт! – прервал оживлённую беседу Маркуша. Гитлером звали Петровича, старого учителя математики, отличавшегося необыкновенной строгостью к ученикам. Несмотря на обидное прозвище, сельские ученики всегда сдавали вступительные экзамены по математике в любой ВУЗ очень легко. Троице было известно, что если попасть Гитлеру в настроение, то можно кое-чем и разжиться.

      Навстречу Гитлеру для подготовки, можно сказать, к самому прошению был выдвинут Гусёк. По математике он был первым отличником в школе, за что Гитлер его очень уважал, но, встретив в пьяном виде, всегда бранил: «Что же ты, гад такой, делаешь? Мог бы в Бауманку поступить. Все-то мозги пропил…»

      – Слыхал, Петрович, новость-то? Ипатыч помер.

      – Как помер? – неприятно остолбенел Гитлер, имеющий преклонные года и известие о каждой смерти воспринимавший болезненно, примеривая на себя могильный холод, страшившийся его до одури и потери самообладания.

      – Да вот, помер. Щас только Кобра сказала. Будь человеком, Петрович, дай сколько-нибудь на помин души раба божия.

      – Да, да, конечно… – рассеянно ответил Гитлер, запуская руку в карман идеально отутюженных брюк за старым кошельком. Кошелёк этот он не променял бы ни на какой новый, потому что подарен был ему на юбилей его супругой, бывшим преподавателем русского языка и литературы, Марьей Ивановной, которой не стало пять лет назад.

      Той зимой была объявлена встреча с местным районным главой, которая должна была проходить в местном клубе. На эти встречи они всегда ходили вместе. Петрович обожал задавать провокационные вопросы, ставить начальство любого ранга в тупик, а потом, вечером, они с Марьюшкой долго обсуждали, какая бестолковая у них власть, не то, что в прошлые года. Иной раз впечатлений хватало на неделю. А в тот раз она вышла раньше его минут на пять, мол, догонишь по дороге. И как раз в этот момент её сбила машина этого самого главы, который сам был за рулём. Шестнадцать переломов, травмы, несовместимые с жизнью… Последние слова, которые услышала, отходящая в мир иной за заснеженной дороге, Марья Ивановна были: «Дура ты, дура!».

      Как