Неядерная весна. Дмитрий Артёмов

отягощенные недалёким опытом оценки их результатов, топят свой идеализм в срывах на самодурящее начальство, переключаясь на семьи и друзей. А оно, без испытания реальной боли на войне, того не стоит. Да и если уж так врезалась после учений в прошлом марте подобная глупость того, что учудил в одной из разведрот дивизии один горячий замполит роты, уже подготовивший себе почву для ухода на командную работу.

      Была какофония из вводных, по которым разведдозор, под началом не заставшего фронтовые будни замполита разведроты, выходил во фланг опорному пункту «противника». «Успех» не дали, по причине массированного «удара с воздуха» по первому эшелону механизированного полка и потере управления. Пока разведчики били рожи солдатам «противника» на опорном, посредник чуть-ли не открытым текстом, через радиосеть полка «противника» (свою рацию на БТРе старлей выключил), громогласно требовал выхода дозора из боя по причине «гибели». Замполит, чьи ребята уже связали и обезоружили штаб батальона и одну роту, буквально матерно послал посредника, что называется «за Одер».

      Был разбор, полк получил замечание командующего учениями и итоговую оценку «удовлетворительно». Старлею влепили выговор и погрозили трибуналом за оскорбление. Он же в истерике объявил посредника «шпионом и вредителем», хотя полк по вводным сумел восстановить управление подразделениями, перегруппироваться и с усилением, приданным полку штабом дивизии, прорвал оборону «противника». Начальник особого отдела дивизии потом вызвал начальников разведки и медслужбы дивизии и объявил о направлении замполита в госпиталь. Диагностировали шизофрению с параноидальными проявлениями. Отличник учёбы, боевой и политической подготовки, член партии с безупречной анкетой и учётно-послужной карточкой «сгорел» за три года, не вкусив реального страха, смерти друзей и подчинённых, не понимая, что он всего лишь исполнитель маленькой роли в большой штабной комедии ошибок. Да и работу над ошибками в процессе устранения таковых предстояло тогда и делать-то не ему.

      Здесь же чувствовалась излишне аккуратная рука Михалыча – маршрут выхода на задание аккуратно огибал дороги и хутора, уходя в глухие, но сухие и не забитые валёжником леса. Даже предусмотренный по местным условиям переход по предутреннему, низко стелящемуся вдоль обширных лугов туману, шёл так, что капитан ощущал, что будто проваливается в него. Ошибки на этапе ближайшей задачи разворачивают цепь ошибок на дальнейшую и последующую задачи, что потом даже непредвиденное и глупо-счастливое не в силах что-то изменить. Но давило и разрывало мозг ощущение какой-то недомолвки и глупого умолчания.

      До Кугельдорфа оставалось три километра пути и остаток в шесть часов времени. Пасмурное утро выдавило остатки какого-либо настроя, сведя всё до тягучей пустоты. Ни людей, ни машин, ни шума самолётов за сорок четыре километра, за тринадцать часов пути по болотам, лесам, полям и косогорам. А по голове било молоточком – «лес усыпляет внимание».

      Капитан