Бесогон. Россия между прошлым и будущим. Никита Михалков

в Земун, мне минуло шесть лет, и я поступил в русскую школу. Я каждый день ходил в русскую школу. Первые дни я горько плакал, всё боялся, всё хотел домой. Теперь я совсем привык».

      Второй класс

      Савельев Б.:

      «Я был очень маленьким, когда настал для России тягостный месяц, настала революция. Я жил в Одессе, и мой папа был капитан 14‑го стрелкового полка. Как сейчас помню я, как по улицам Одессы ходили рабочие с красными флагами. Все офицеры ходили без погон, и фельдфебели и солдаты им не отдавали чести. Папа и мама не позволяли мне ходить с няней гулять. Я был настолько большим, что всё начинал понимать, и мне было это всё странно. Через месяц начались бои на улицах, пришли гайдамаки, матросы, рабочие и офицеры, ездили на броневиках, на лошадях, на углах стояли пулемёты. Если нужно было что-нибудь купить, то это было очень трудно. Но я всё-таки ходил в гимназию, и там был в младшем приготовительном классе. Но победили украинцы, и нам в гимназию пришёл приказ изучать «Ридну мову». Но через неделю пришли большевики, и нам нужно было писать без «ять» и «твердого знака». Эта власть недолго продержалась, и потом пришли австрийцы. Все эти власти смещали одна другую, и нас в гимназии то учили писать с «Ђ», то без «Ђ». Но наконец пришли добровольцы, и «Ђ» восторжествовало. Все эти перемены правописаний сильно подействовали на меня, и я к приходу добровольцев ставил после «а» твёрдый знак.

      Но вот наступили большевики, и на улицах города Одессы начались страшные бои, даже ставень нельзя было открыть, трупы мёртвых всех партий сорили мостовые. Но вот пришли большевики. Мы со слезами провожали добровольцев и вместе с ними папу. У нас в Одесской 4‑й гимназии не было занятий целый месяц. Пришли большевики, и с ними расстрелы. У нас в Одессе было страшно много расстрелянных. Мы жили около ЧеКа. Это Одесская Чрезвычайная комиссия, которая производила массовые расстрелы. Эти расстрелы были в неделю 3 раза: в четверг, субботу и понедельник. И утром мы, когда шли на базар продавать вещи, видели огромную полосу крови на мостовой, которую лизали собаки. Я очень извиняюсь перед читателями за мою орфографию. Я пережил и холод, и голод, и страх за маму, её каждый день могли взять и расстрелять.

      В 1920 году в России был страшный голод, а в 1921‑м начала помогать Американская Администрация Помощи, и наконец получили известие от папы, который был уже в Сербии. Мы начали получать посылки, как вещевые, так и продовольственные. Мама начала хлопотать о паспорте и, спустя год, получила его. Мне казалось, что настал самый счастливый день, когда, после осмотра вещей мы сели на пароход, но теперь я с удовольствием бы вернулся в Россию, но не в сов‑Россию, а в единую неделимую Россию, и пока только и живу этой надеждой».

      Третий класс

      Девочка:

      «В 1917 году в январе месяце я приехала из Петербурга в Екатеринодар с мамой и сестрой. Мой отец оставался в Петербурге, так как он должен был остаться в Конвое. В конце февраля началась революция. В Екатеринодаре день революции происходил торжественным образом: все казаки были одеты в красные черкески и несли впереди красные