Ничто, или Альманачная статейка о ничем. Фаддей Булгарин

удто бы каждый протекший год поглотил целое десятилетие. Я увидел новое поколение Писателей – и не узнал старого. В течение сего времени, одних вел Аполлон вперед, а Фортуна подталкивала, других Аполлон отталкивал, а Фортуна лелеяла. Третьим благоприятствовали оба сии божества…. Но об этом ни слова более. Довольно того, что вот мы, Писатели, все вместе у вас, как в Иосафатовой долине!

      Бывало, Литераторы, собираясь вместе, сливались в одну душу, как искры Шампанского в одной рюмке. Ныне, они сходятся, и притом так плотно, как косточки игры домино – но только не спаиваются. Ужели и Литераторов, как игорные косточки, разделяет интерес? – Хотя бы я знал, но не скажу.

      Чту и уважаю всех великих и малых моих Парнасских собратий; но должен признаться, что в этот день душа моя была так сжата, как книга в тисках переплетчика, а язык висел во рту, как незаведенные часы на стальном крючке у часового мастера. Из всех чувств только вкусу было хорошо. Зрение страдало от необычайной пестроты; органам слуха было больно от нестройных похвал и вежливости; обоняние, как чутье оленя, следило ловцов и сети, а осязание сообщало сердцу – дрожь, при каждом неискреннем пожатии моей руки. Какая-то тоска давала мне предчувствовать, что я в этот день должен разрешиться, непременно, какою-нибудь глупостью!

      После обеда, когда поднесли мне лист бумаги, на котором написаны были имена Литераторов, изъявивших желание составить для нас Альманах, – я, взглянув на список, забоялся, чтобы гласные буквы, в некоторых из сих имен, не заревели от ужаса, встретясь с согласными буквами в других именах, отвергающих союз даже в Грамматике. Если бы все сии имена закупоришь в бутылку, думал я, но бутылка верно лопнула б от брожения. Хорошо, что эти имена встретились за бутылкой!..

      Я вписался последним в список лучезарных имен, но вовсе не от уничижения, а потому, что последнего места я никогда не почитаю нижайшим или унизительным, ибо знаю много случаев, где похвальнее быть последним чем первым; например, в ретираде, в передней… Но довольно и этих двух примеров. Конечно тем, что исполняю мое обещание.

      Но как исполняю? Вот задача! Все почтенные и высокопочтенные мои собратья Парнасские, вероятно, дадут вам статьи, высоко ценимые нами – статьи важные, полновесные, а потому вам именно будет недоставать того, что даю я, – а я даю вам ничто. Не пренебрегайте ничем, любезнейший Александр Филиппович! Ничто есть тоже, что нуль, а от сочетания нулей, с единицами родятся миллионы.

      Верьте мне, ничто не есть вещь незначительная. Напротив того, ничто есть матерь всего. Оглянитесь на ваши полки с книгами, и порассудите, чем держались многие наши Журналы, чем начинены наши расславленные Романы, наши медные Поемы, Повести, Баллады, Оды, Анакреонтики, Песни и Сказки! – Ей Богу, ничем! – Что есть авторская слава? – При родне, покровительстве и искательстве, это ключ к почестям, а без этого – ничто, вещь, за которую не дадут квасу напиться. – Но это ничто имеет свою прелесть, как всякое ничто, составляющее цель жизни и занятия большей части людей. Уверяю вас честью, что если б в вашем книжном магазине и в вашей Библиотеке для чтения не было такого множества ничего, то вы не имели бы такого множества покупателей и читателей. Величайшая истина, сущая философическая аксиома есть та, что люди более всего любят ничто, и всю жизнь роняются за ничем.

      Сноски

      1

      «Горечь моя проистекает единственно из чернильных орешков, входящих в состав моих чернил, и если во мне есть яд, то это не яд, а только противоядие….» Гейне.