Взрывай! Спец по диверсиям. Юрий Корчевский

ногу, и неизвестный с размаху упал на землю.

      – Согрелся? А теперь марш к костру!

      Человек уселся на корягу, но продолжал бросать на Сашу полные ненависти взгляды.

      – Успокойся. Да, была на мне повязка полицая, но разве не я позволил тебе бежать? Было такое?

      – Было, – нехотя выдавил мужчина.

      Сергей повязку видел, через шок прошел. Но старшина слушал, раскрыв от удивления рот. Потом потянулся рукой к немецкому карабину.

      – Старшина, отставить! Остынь! Да, у меня повязка полицейского и даже бумага немецкая до сих пор в кармане. Я полицая убил, а его повязку и документы забрал – только и всего.

      – А чего он говорит, что ты с немцем шел?

      – Было дело, не отрицаю. Для службы так надо было.

      Старшина недоверчиво покачал головой.

      – Александр, я всего, может, и не знаю, но ты непонятный какой-то. То с немцем идешь, то эшелон их под откос пустил… Ты кто на самом-то деле?

      Для пользы дела Александр соврал:

      – Разведчик я наш, в тылу оставлен для диверсий и организации сопротивления врагу.

      Над маленькой группкой нависла тишина. Все молча переваривали услышанное.

      – Сразу-то чего не сказал? Мы бы поняли.

      – Государственный секрет, я даже вам его открывать не должен был. А если кто-то из вас в плен попадет – вот как он? – Саша ткнул пальцем в спасенного из болота. – И проболтается? – Бойцы пристыженно молчали. А Саша нагнетал обстановку: – Судить о человеке надо только по его делам. Слова – пустое. Я мост и эшелон с танками взорвал?

      – Взорвал, – хором ответили Сергей и Борис.

      – А вот он, – Саша ткнул в спасенного пальцем, – в плену был. И был, между прочим, как я заметил, в сапогах и без гимнастерки.

      – И что? Я чего-то не понял, – недоуменно протянул Сергей.

      – Товарищ Сталин говорит, что лучше застрелиться, чем красному командиру нашей армии в плен попасть. Думаете, почему он без гимнастерки был? Снял он ее, потому что немцы сразу же определили бы, что он командир, а скорее всего – политрук.

      Сергей и Борис повернулись к мужчине.

      – Да, я политрук, – с вызовом в голосе ответил он. – Я не застрелился и гимнастерку снял. Не застрелился потому, что патроны закончились. А гимнастерку… Да чего душой кривить – жить я хотел! Из плена бежать можно и дальше пользу армии приносить, а с того света чем поможешь?

      Практически в одно мгновение политрук из обвинителя превратился в обвиняемого. Действительно: политрук, коммунист и должен подчиненному ему личному составу пример показывать, а сам в плен попал!

      Саша осуждающе покачал головой. Политруков он не любил в принципе – за их зачастую оголтелый фанатизм и трескотню на политзанятиях. Потому и перевел стрелки с себя на него.

      Настроение Сергея и Бориса изменилось, они тоже с осуждением стали смотреть на политрука. Он даже как-то съежился под их взглядами.

      Саша сжалился: ну нельзя же вовсе человека добивать, и сказал словами из Евангелия:

      – Кто не знает за собой греха, пусть первым бросит в него камень.

      Политрук вскинул голову:

      – Ты