Несносные дочери леди Элизабет. Юлия Арниева

этому бедолаге, боюсь, мои дочери его окончательно добьют. И передай им, что я жду их в своем кабинете, – устало проговорила я, с высоты второго этажа наблюдая за двумя несносными особами.

      – Куда прикажете определить молодого человека, миледи? В подвал? – деловито осведомился Говард.

      – Боже упаси! В гостевые покои. И пошли к нему Дори, пусть осмотрит.

      – Так ведь гостевые не прибраны…

      – Не прибраны… – эхом повторила, невесело усмехнувшись, невольно вспомнив удручающую картину: осыпавшуюся штукатурку на потолке, прогнившие доски пола, разбитое окно и обвалившийся камин. – Что поделать, не на улице же его оставлять.

      – Тогда позвольте хотя бы окно завесить, а то такой сквозняк – как бы наш благородный гость не простудился.

      – Делай, как считаешь нужным, – махнула рукой, направляясь к кабинету.

      Добравшись до комнаты, я тяжело опустилась в старое скрипучее кресло. Беглым взглядом окинула требующее срочного ремонта помещение, мысленно переносясь в тот день, когда наша с девочками жизнь круто изменилась…

      Глава 1

      … великодушен и милосерден! – эхом разнеслись по залу напыщенные слова. – Он держит обещание и сохранил жизнь пособницам изменника…

      – Ты чего? – донесся до меня встревоженный шепот Амели, вырвав из тягостного оцепенения.

      – Сползает… – еле слышно выдохнула Лорен, неловко переступив с ноги на ногу, пытаясь удержать равновесие. – Обними меня…

      – Здесь? – почти беззвучно уточнила Амели, осторожно обвивая руками талию сестры. Лорен лишь качнула головой, и вдруг с судорожным всхлипом, резко развернулась, крепко прижавшись к Ами.

      – … немедленно покинете замок, – прорезал воздух злорадный голос графа Хейли, возвращая меня к реальности. И вместо того чтобы одарить его заслуженным презрительным взглядом, я решительно шагнула вперед, заслоняя собой двух неугомонных дочерей, с нарочитой издевкой, спросила:

      – Нам позволено взять с собой в дальнюю дорогу продукты?

      – Да, мадам, – важно кивнул посланник короля, не скрывая своей довольной улыбки. Его тонкие губы растянулись в хищном оскале, а в темных глазах плясали искры злорадного торжества. Семья Хейли не одно столетие мечтала об уничтожении семьи Андерсон, и вот их желание наконец-то сбылось.

      – Благодарю, – проронила, невольно сжав кулаки, вспоминая тот страшный день три месяца назад, когда моего мужа казнили за якобы измену короне. И с тех пор мы с дочерьми стали узницами в собственном доме, каждый день ожидая решения Его Величества.

      – Бертолле позаботился, чтобы в пути вы не знали нужды, – продолжил посланник, поглаживая свой идеально начищенный медальон королевского гонца. – Ваши мешки лежат у выхода, там же вы найдете по одному шерстяному одеялу. Ночи стали холодными.

      – Хм… очень щедро, – ответила я и чуть помедлив, добавила с едва уловимой насмешкой в голосе, – Уверена, Бертолле сделал все, чтобы наша долгая дорога стала лёгкой и удобной.

      – Не извольте беспокоиться, леди Элизабет, – глумливо протянул Бертолле. Его тощая, нескладная фигура напоминала огородное пугало, а блеклые, водянистые глаза смотрели с плохо скрываемым злорадством. Жиденькие, засаленные волосы, которые он с маниакальным упорством каждые три минуты зачесывал назад, трясущимися пальцами, жалко прикрывали обширную залысину на макушке.

      – Бертолле, проводи леди к воротам. Им стоит поспешить, иначе первую ночь они застанут в лесу, – поторопил граф Хейли. Его холеная фигура в дорогом камзоле первой направилась к массивным дубовым дверям. Было очевидно – он спешил насладиться зрелищным видом того, как три несчастных и обездоленных леди покидают свой родовой дом навсегда.

      – Как прикажете, господин, – подобострастно проговорил надзиратель. И отвесив нам издевательский поклон, растянул бледные губы в щербатой улыбке, обнажившей пожелтевшие, кривые зубы, промолвил, – прошу вас, леди.

      Отвечать ему не стала, лишь гордо вскинула голову, являя всем своим видом истинную леди, не роняющую достоинства даже перед лицом несчастья. Мои дочери, все еще занятые каким-то странным представлением, тоже хранили молчание. Они продолжали крепко обниматься, издавая притворные всхлипы, и, спотыкаясь, словно от горя, побрели к выходу следом за мной.

      У массивных дверей замка нас уже ждали верная Рут – седая, но все еще статная женщина, служившая нашей семье больше тридцати лет, и юная Тина с веснушчатым лицом и решительным блеском в зеленых глазах. Обе пожелали разделить с нами изгнание, отказавшись от предложенных графом Хейли мест в замке. Они подхватили три жалких мешка, настолько крохотных, что в них едва ли поместились бы две лепешки хлеба, и, накинув на плечи потрепанные одеяла – те самые, которые я месяц назад, морща нос от их плачевного состояния, приказала отдать в псарню на подстилку щенкам, двинулись за нами. По дороге Рут не переставала ворчать себе под нос о непомерной жадности графа Хейли и подлости «этого скользкого угря Бертолле».

      И только оставив за спиной серые стены родового замка, отойдя от массивных