Горечь отверженных. Полина Измайлова

с маслицем едят.

      Баю-баю, баю-бай,

      Поскорее засыпай.

      Это была первая в моей жизни песенка, которую я услышала, и она отпечаталась в моей памяти навсегда. В то время, как бабушка пела, я всегда представляла дом с большой столовой, где стоит большой длинный стол, во главе которого сидит мужик, а рядом с ним стоит большая кастрюля с кашей. Все детки сидят вокруг стола и ждут, когда им подадут кашу. Я прикрывала глаза и так живо всё это представляла, будто стояла на пороге дома и наблюдала за этим семейным обедом. Вот так каждый вечер я засыпала, погружаясь в чужое семейное счастье…

      Мне её больше никогда и никто не пел, но она жила в моей душе своей неугасимой жизнью, как символ вечного тепла и покоя…

      Размеренно протекали дни. Я понемногу освоилась, стала выходить на веранду, где было очень светло. Сквозь множество маленьких стёклышек проникали тёплые лучи солнца. Немного погодя я стала выходить во двор и любоваться цветами в палисаднике. Мир постепенно становился разнообразнее. Но мне не хотелось говорить, я могла, но не хотела. Я только слушала и вбирала в себя всё происходившее вокруг меня, деля при этом на всё светлое и тёмное, таким было тогда осознание окружающего мира. Дом, он тёмный, мне в нём страшновато. Веранда светлая, там легко дышать. Дедушка – тёмный, я его немного боюсь, хотя он добрый. Большая бабушка тёмная – я замираю в её присутствии. Маленькая бабушка светлая – мне с ней так хорошо молчать…

      Так и в тишине и славной размеренности проходили мои первые осознанные дни в доме радушных людей. Большим, и незабываемым событием для меня явилось разжигание печи. Однажды дедушка открыл скрипучую дверцу на печи, положил туда поленья, а затем при помощи газеты и спичек зажёг огонь. Языки пламени охватили поленья и они стали потрескивать. Это зрелище, так заворожило меня, что в тот момент, когда дедушка закрыл дверцу, я произнесла свою первую фразу:

      – Дедушка, я хочу смотреть!

      Дедушка, даже вздрогнул от неожиданности, а глаза его стали влажными. Он погладил меня по голове и проговорил:

      – Ну, слава Богу, вот ты и заговорила. Ну, конечно же, смотри милая.

      Он принёс мне маленький стульчик, и заботливо меня усадил, чуть поодаль.

      – Ближе нельзя, Поленька, что бы искры тебя не достали, ведь они очень горячие, понимаешь?

      В знак согласия я просто кивнула головой и сразу заметила, как дедушка огорчился, и тут я впервые ощутила чувство жалости, мне не хотелось его огорчать, и я сказала то, чего от меня ждали:

      – Я всё поняла дедушка.

      Дедушка так обрадовался, что тут же позвал бабушек и сообщил им, что внучка, наконец, заговорила. Следующим моим достижением было то, что однажды вечером, я стала подпевать бабушке колыбельную. И опять все взрослые так радовались и так хвалили меня, что я ощутила некую уверенность в себе. Страхов становилось всё меньше и меньше. Тёмные образы постепенно уходили, и вместе с ними уходила моя скованность. Я начала не только отвечать на вопросы, но и