Аркас: Наследие Ниидов. Андрей Михайлов

пальцами свой ус, а после раскатисто рассмеялся.

      – Так держать, варил (аналог рядового либо курсанта) Карзов! Ты точно сын своего отца. А ты дурат, приведи ко мне Брига, живо. По прибытию в расположение, рапорт мне на стол! -Рассержено приказал он.

      – Так точно! -Громко выкрикнул солдатик и поспешно удалился.

      – Рэйн, а ну, рассказывай, как там папка твой поживает, не видел его добрую сотню лет!

      С широкой улыбкой начал старик освобождать мои руки от оков. Он закинул свою руку мне на плечо, будто мы старые друзья, и повёл меня в сторону дома. Лурат всю дорогу спрашивал меня об отце, матери и о том, что происходило все те годы, которые он не виделся с моим отцом. С опаской, но всё же поведал ему ответы на его вопросы «Похоже, они были когда-то хорошими друзьями», – подумал я.

      – Боже, мальчик мой, какое горе… -Он глубоко задумался. -Какое горе… Тяжелая судьба постигла тебя… -Всё причитал старый офицер, пока мы подходили к моему дому. После он остановился и сказал:

      – Иди, попрощайся с семьей, к ним ты не скоро сможешь вернуться, а я тут побуду, как раз тут побитый щенок ползёт.

      Он громко посмеялся и махнул мне рукой, подразумевая, что времени не так много и мне бы лучше поспешить. «Но почему же он сам не зашел? …».

      Зайдя в дом, моему взору предстала бабуля с тревожным видом, она подлетела ко мне, осматривая с ног до головы.

      – Рэйн! Цел! Слава восьмерым (Пантеон восьми вечных. По легендам разделивших божественность) ты цел! Соседи молвили, будто тебя, арестовали!

      С серьезным лицом я ответил:

      – Всё в порядке, бабуля, мне нужно собраться, призвали на службу королевству.

      Хидда начала причитать и возмущаться, проклинать королей и королев, принцев и принцесс, всех чиновников и дворян и всю армию, это звучало восхитительно, ведь прежде я никогда не слышал подобного сочетания брани и деревенского наречия, нелестный поток слов напоминал пословицы или частушки, а учитывая ее лицо, на котором читалось не-то злоба, не-то беспокойство, довели меня до смеха, и от моих собственных переживаний и след простыл. Бабуля бережно и по милому торопливо собирала мне походный мешок, а я прощался с родными. Сестренке Лине было уже почти семь лет, она старалась не плакать, но в ее глазках собралось уже почти целое озеро бриллиантовых слёз, которое уже рвалось наружу. Лина стойко удерживала их и наверняка уже ничего не видела из-за них. Я утер ей слёзки большим пальцем и с теплой улыбкой сказал:

      – Лина, я буду писать вам и присылать жалование, позаботься о папе, он в тебе нуждается, а бабуля Хидда поможет.

      Малышка нахмурилась, и, хлюпая, произнесла:

      – Лаааадно, но обещай, что скоро венёшься! Обещай!

      – Хорошо.

      С улыбкой ответил я.

      Отец был преисполнен гордости, но в глазах читалась печаль, некогда здоровенный мужик с сияющей улыбкой стал щуплым, морщинистым, тронутым сединой, дедом, хотя, для его сорока семи лет, это было явно рано. Он начал копошиться в куче старых заготовок, сквозь которые что-то поблескивало, с шумом отец выдернул оттуда здоровенный