Не молчи. Татьяна Грац

настолько, что я успеваю заскочить в музыкальный магазин. До самого гаража несу новенький инструмент. Неудобно. Я больше привык к чехлу с грифом за спиной, чем к длинной коробке с ручкой посередине. Приходится постоянно перекладывать ношу из руки в руку. Но я дохожу. Открываю дверцу гаража. Сначала туда заглядывает коробка, потом я.

      – Во-о-о-о! – Птаха и Санчес бурно встречают меня аплодисментами.

      – Дубровский, привет! – Герц специально для меня отбивает ритм на барабанах и на ходу выдумывает брейк. Кажется, он еще больше раздался в мышцах.

      – Привет, здоровяк. Где ты пропадал эти дни? Ты вообще из зала выходил или как? – переживаю за равновесие в нашей группе, которое перевешивает в сторону широкоплечего блистательного барабанщика.

      – Маман кормила меня всем, что нужно успеть съесть до того, как оно пропадет. Вот. Если бы не зал, к вам прикатился бы сегодня колобок.

      – Еще немного, и вы сможете создать собственных «Иванушек». Вам рыжего не хватает. Саня? Тебя проще всего будет покрасить, – рассуждает Оля. Она сидит на полу по-турецки и с интересом смотрит на упакованную коробку в моих руках.

      – По мне так, он больше на Милохина похож, – кладу покупку на пол и начинаю разворачивать.

      – И на Баскова. Двое в одном лице! – подсказывает Герц.

      – Саш? – Оля оглядывается на басиста. Что-то он и вправду слишком долго молчит.

      И не зря. Санчес подходит ближе к Птахе и обливает ее апельсиновым соком, сжимая бутылку в руках и окатывая Ольку неравномерными брызгами. После они бегают по гаражу, перескакивая через меня с коробкой, кружатся вокруг Герца, который задает им ритм тарелочками. Оля заскакивает на спину Санчеса и пытается его повалить. Вот тут уж Герц дубасит бочку от души. В гараже стоит такой шум, что я не слышу, как шелестит скотч и упаковочная пленка. Освобождаю инструмент под Олины вопли и бой барабанной установки.

      Как только синтезатор показывается из коробки, все разом замолкают. Смотрят на меня, потом на него.

      – На виолончель изначально похоже не было, – говорит Санчес, скидывая с себя Ольку на пол.

      – Ты шутишь? Кто же виолончель в такой коробке таскает? – кривлюсь я.

      – Все-таки ищем клавишника? – радуется Герц.

      – Ты идиот? – спрашивает Птаха, только непонятно кого – меня или Герца. Все же ее взгляд устремляется в мою сторону. Оля идет ко мне, попутно оттирая салфетками апельсиновые разводы на лице и жгуче-черных волосах. – Какой клавишник? Мы, блин, вчетвером еле справляемся. И то справляемся как Лебедь, Щука и Рак!

      Поднимаюсь с колен и внимательно смотрю на обиженного ребенка, стоящего передо мной. Оля дует и без того пухлые губы. Беру локон ее волос и заправляю за ухо, стираю большим пальцем с ее подбородка оранжевую каплю. Птаха успокаивается.

      – Пупс, я просто купил синтезатор. И все. Может быть, пригодится, а может быть, и нет. Это просто хорошее вложение. Мой подарок на Новый год, – объясняю ей.

      – Ясно, –