Болдинская осень 11-го «А». Наталья Литтера

вдруг все станут писать про Горького? – не согласилась Люда.

      – Что-то сомневаюсь, что все будут писать про Горького. Сейчас возьмете «Евгения Онегина»…

      – Ты за всех не решай, – немного лениво и свысока перебил Нику Посох. – Я вот вообще еще не определился. Ни с автором, ни с девчонкой.

      – Посох, – заржал Славик Митраков, – девчонка-то тут при чем?

      – А при том, если я буду что-то снимать, то точно с девчонкой.

      Девочки сразу же оживились и посмотрели на Посоха. Перспектива быть снятой им вдохновляла. Кирилл ведь еще наверняка что-то выложит в Сеть, а это уже шанс почти прославиться, ведь просмотры у парня многотысячные.

      – Как интересно, – многозначительно протянула Маша, изящным жестом поправив у шеи волосы.

      Горящие глаза других девочек сразу же померкли. Все как-то сразу поняли, кого именно выберет Посох.

      – Но я пока в творческом поиске, – закончил Кирилл.

      – Я все равно считаю, что нам надо хотя бы примерно распределиться на группы, чтобы понять, сколько их получится в итоге, ведь кто-то будет готовить задание парами, кто-то тройками. И раскидать писателей, чтобы получилось равномерно.

      – Раскидать писателей, – загоготал Пашка, – а ты сильна.

      Рабочий настрой никак не приходил, ребята не хотели ни делиться на группы, ни решать, про какого писателя делать творческую работу. Все хотели спокойно пить чай или кофе, болтать, дурачиться, а потом разойтись по собственным делам.

      Соня вообще смотрела в сторону. Она увидела то, чего не заметила, поднимаясь по эскалатору.

      Прямо под ними на втором этаже находился… каток. И этот каток был хорошо виден с того места, где они сидели, так как третий этаж представлял собой широкую галерею, расположенную по периметру стен.

      Ника что-то говорила про писателей, про то, что есть еще Добролюбов, про него тоже не стоит забывать, а Соня не отрываясь смотрела на лед, на катающихся после рабочего дня людей, на тренировки девочек, которые крутили пируэты, и хотела к ним. Соня серьезно занималась рисованием, ходила в художественную школу и собиралась стать профессиональным художником, писать маслом на холсте. Она мечтала о персональных выставках и всем таком прочем. Но мама у Сони в прошлом была фигуристкой, а в настоящем – тренером по фигурному катанию, и уже в три года она поставила свою дочь на коньки. Соня любила коньки, хотела кататься, но для себя, для удовольствия, а не ради высоких достижений. Соня умела рисовать, кататься на коньках и играть в большой теннис. Связывать же серьезно свою жизнь она собиралась лишь с изобразительным искусством. Большой спорт – не ее история. Но лед, именно здесь, именно сейчас, манил. Даже зуд в ступнях появился. Ведь этажом ниже не просто каток, там есть еще пункт проката и, конечно, имеются коньки ее размера, если их все не разобрали.

      – Лебедкин, ты достал уже! – откуда-то издалека раздался недовольный голос Маши Пеночкиной. – Не буду я с тобой объединяться, даже не мечтай. У меня другие планы.

      – Посох, у Мари планы на тебя, – хохотнул