Бабочка – или смерть. Стихи из Новой Таволжанки. Юрий Савченко

шёпот под ногою,

      Неповторим прохладною зарёю

      Твой ритуал мышкующих лисиц.

      Как долго, как таинственно горит

      Над горизонтом дымное светило!

      И как звезда с землёю говорит —

      О том в ночи, чтоб так навеки было!..

      Сказка

      В земляной ли, дремучей русландии,

      Там, где ягоды волчьи горят,

      Мухомор в горностаевой мантии

      У опят принимает парад.

      В чащах – иволги жёлтые промельки,

      На берёзках – златые листы…

      Чьё там счастье в соломенном домике,

      Где будылья вьюном завиты?

      Мышка, мышка, готово ль имение

      Встретить зиму по – русски, тепло?

      Иль зерно, запасённое жменями,

      В утаённую норку легло?

      Тишина… Только шорох чуть слышимый,

      Только дятла короткая дробь…

      Добрый Пан, дядька – леший с кулижины!

      Этой дудке с мышиною хижиной,

      Птице – эху меня уподобь!

      «Жёлтый шелест под ногой…»

      Жёлтый шелест под ногой.

      На щеке прохлада.

      Вот и встретились с тобой,

      Вьюга листопада.

      В зябкой роще на ветру,

      Верховом, осеннем,

      Я тихонечко замру

      Под твоим круженьем.

      И услышу, как в слова

      Возвращается листва…

      «Над белым одеялом…»

      Над белым одеялом —

      Испариной земли —

      Последним клином малым

      Уходят журавли.

      И, запрокинув лица

      В невидимую высь,

      Мы сами, словно птицы,

      Вот так бы унеслись.

      Неужто света мало,

      Или нехороша

      И от хлопот устала

      И мается душа,

      Что, как нелётной птице,

      Ей не бывать в дали,

      Что саваном искрится

      Испарина земли?

      Наверно, и не жили,

      Коль в малости своей,

      Когда б смогли, уплыли

      За клином журавлей…

      «Тревожных туч за гроздью гроздь…»

      Тревожных туч за гроздью гроздь

      С забужья нанесло.

      Ещё не снег – холодный дождь

      Царапает стекло.

      Смиренны и строги леса,

      Поля туманит грусть.

      И только псы на голоса

      Облаивают Русь.

      «Умолкну, охвачен размером…»

      Умолкну, охвачен размером,

      Кружащим осеннюю даль.

      Он – дождь в полусвете неверном,

      Он – жёлтой метели спираль.

      Он бредит, он кружит над полем,

      Пустым травостоем звенит,

      Он стоном осиновым болен

      И жалобой голых ракит.

      Плывёт над стволами, качаясь,

      И я эту боль узнаю,

      И я этой музыкой маюсь

      В широком, как небо, краю.

      Осине в пунцовой рубахе,

      Ни слова ещё не найдя,

      Её наиграл амфибрахий[1]

      На стынущих фибрах дождя.

      «Вверив

1

стихотворный размер.