Отмели космоса. Антон Игоревич Якушев

тебя-то самого устраивает, что мы работаем на правительство?

      – Не то, чтобы очень. Слишком много рисков. Жаль, что Бубнов понимает, что я всё понимаю. Без его присмотра мне жилось бы свободнее.

      – Уж не о побеге ли из команды ты задумывался?

      – Не совсем. Но думал, да. Как и Инес. Как и ты. Да даже Двадцатка, я полагаю. Сие очевидно, для Бубнова, по крайней мере, точно. Это одна из причин скрывать риски от нас. Но пока – это я тебе как самый осведомлённый человек после капитана в команде говорю – ссаться не с чего.

      – О как. А что с предыдущим заказчиком?

      – Ничего. С ним Бубнов работал сам, в одиночку. Я не при делах.

      – Есть какие-то гарантии, что он нас не найдёт?

      – Гарантирована только смерть.

      Я замолчал, пытаясь вспомнить ещё хоть что-то, в чём меня мог просветить Доржи. Но он взглянул на висевшие на стене часы и заторопился.

      – Ну в таком случае, всего наилучшего.

      – Да погоди ты!

      – Нет, ваше время истекло. Будьте здоровы.

      Похоже, оставлять меня в противоречивых раздумьях входит у него в привычку. Чёрт, неужто настолько очевидно, что я подумывал о побеге из команды Бубнова? Хотя тут нужно просто сложить два и два – для таких, как мы, работа с правительством, без разницы какого уровня, в девяти случаях из десяти заканчивается кидаловом. И ладно они просто не заплатят – чаще всего, как только контрабандисты выполняют работу, от них избавляются. Поэтому Бубнов никогда не брал работу такого плана. До этого момента.

      Булка, не выдержав длительности моих раздумий, размокла окончательно и вывалила остатки начинки на стол.

      Глава четырнадцатая. Яблоки со шкварками

      – Где Бубнов?!

      Я проснулся ещё от звука открывшейся двери, а последующая реплика заставила открыть глаза. Как оказалось, мой сон прервал нагло вломившийся Сэнду. В этот раз в комнате не было ни Двадцатки, ни Доржи, и прошлым вечером я чрезвычайно радовался тому, что буду спать в одиночестве. Вот только мерзкий бюрократ уничтожил мою надежду безмятежно продрыхнуть до обеда.

      – Другая комната. Что случилось?

      Чиновник проигнорировал мой вопрос и исчез. Из коридора донёсся звук распахиваемой двери. Спустя пару неразборчивых реплик я смог различить голос капитана, который становился всё громче и громче.

      Разорались с утра пораньше, чёрт вас дери.

      Я закрыл голову пахнущей постельными клещами подушкой, но даже сквозь неё различал обрывки фраз: «Немедленно… сам иди… никого нет…» Так же слышались отдельные слова на амтрунийском от Сэнду, но без наушника я не понимал, что именно он говорит. По тону было похоже на ругань.

      Найдя силы предпринять какие-то телодвижения и посмотреть на экран БПК, я, огорчённо вздохнув, вновь вжал подушку в голову. По местному времени было раннее, даже слишком раннее, утро. Настолько раннее, что его можно было назвать поздней ночью, хотя лучи светила, пытающиеся проникнуть сквозь занавешенное простынёй с кровати Доржи окно, были не согласны с последним тезисом.

      – Команда, подъём!!! – крик капитана