Тамара Че Гевара. Дмитрий Петров

же не об этом говорили…

      – А я об этом. Собирали по тысяче рублей на прошлом собрании, и где это всё? Новый год, Восьмое марта…

      – Кстати, да! – раздалось из класса.

      – Вы шутите, что ли? – возмутился папа. – Мы говорили о луже… – Но его голос потонул в нарастающем родительском гаме.

      – Как это удобно, – покачала головой мама Светы, – чуть что – говорить о том, о чём самому удобно. Ответьте-ка сначала сами по относящимся к вам пунктам!

      А из конца в конец класса уже летали, словно пушечные ядра, риторические вопросы, ответы, претензии, возражения:

      – Почему было нормальных подарков не купить?

      – Сами же всё забраковали, кроме восковых мелков!

      – Восьмое марта у них опять! Цветы им подавай!

      – А вы сами разве не женщина?

      – Если я женщина, так почему я тогда скидываться должна?

      – Да подавитесь вы своими деньгами! Завтра же всё вернём до копейки!

      – Вот и верните!

      Я старалась не высовываться посередине этого разгула, чтобы не прилетело и не зацепило; пыталась думать о чём-нибудь хорошем, как вдруг постепенно, не сразу, стала различать тяжёлые мерные удары. Это Хомякова на правах модератора встречи принялась с размаху бить стопкой тетрадей по столу и проделывала это не меньше минуты. Родители понемножку успокоились и замолкли.

      Следующие слова прозвучали в подлой тишине. И это не ошибка. В подлой. Ведь у наступившего покоя была своя цена, которую Хомякова не постеснялась оплатить за чужой счёт. За чей же? Конечно. В это зловещее безмолвие она, как котёнка в пропасть, хладнокровно бросила меня.

      – А сейчас перед вами выступит наша молодая учительница-практикантка Обломова Тамара Андреевна.

      Юная выскочка

      Разумеется, я тут же отреклась от того, что ко мне можно обращаться «просто Тамара, без Андреевны». И о сердечках на тетрадных полях пока тоже решила промолчать. Я вообще напрочь позабыла всё на свете, кроме словосочетания «виктимное поведение» – и это не случайно. В этот момент я могла бы стать нагляднейшей иллюстрацией этого явления. Амбассадором. Скованная мышиным испугом, я смогла лишь тонко пискнуть: «Здрасьте», – и затаилась, как оленёнок.

      Разгорячённые битвой родители не набросились на меня, не задавили, не подняли на вилы, а только терпеливо смотрели, и я вдруг с удивлением догадалась, что они ждут моего слова. Мне ничего не оставалось, как заговорить о своей инициативе, которая как-то сама собой перестала писаться с большой буквы.

      – …Э-э-э… чтобы привить детям интерес и любовь к чтению… – начала я с середины фразы, – …которое пригождается в будущей жизни каждому человеку… которое способствует развитию и… и…

      Публика воспринимала мою сумбурную речь благосклонно, без агрессии. Какой родитель будет против любви своих детей к чтению? К тому же, в отличие от других учителей, я тут ещё никому не сделала ничего плохого, что давало мне крохотный аванс если не симпатии, то хотя бы снисхождения и микроскопическую каплю уверенности. Не утонуть бы в ней.

      – Почему