В омуте тьмы. Butterfly

промолчал, только смотрел на меня тем же пустым, непроницаемым взглядом. Эта холодная маска безразличия раздражала ещё больше.

      – Знаете, господин Демир, а вы довольно странный. – продолжала я, не в силах сдержать сарказм. – Делаете вид, что вам всё равно, но вы хоть и мужчина, но тоже человек и имеете права чувствовать боль. Вы хоть понимаете, как это выглядит со стороны, когда ведёте себя так, будто вас ничего не волнует и изображая из-за себя неуязвимого альфа-самца?

      На долю секунды в его глазах что-то мелькнуло. Не эмоция, а скорее тень… беспокойства, которая тут же исчезла, спрятавшись за привычной маской безразличия. Он плотно сжал губы, превратив их в тонкую линию. Это молчание давило гораздо сильнее, чем любые слова.

      Внезапно волна стыда нахлынула на меня, заставив покраснеть. Я опустила плечи, взгляд упал на пол.

      – Простите меня. – пробормотала я, едва слышно. – Мне не следовало… ни во сне, ни сейчас…

      – О чём вы? – резко спросил он, брови слегка сошлись на переносице. Голос был хриплый, низкий, лишённый всякой интонации.

      – Ну я… коснулась вашего лица, пока вы спали… а когда проснулись, крикнули не трогать вас.

      Селим молчал, несколько секунд смотрел на меня тем же пустым, непроницаемым взглядом. В наступившей тишине было столько невысказанного и напряжения, что казалось, воздух вот-вот потрещит. Меня охватило неприятное ощущение, как будто я разговариваю с призраком, а не с живым человеком.

      – Я отвезу вас домой. – отрезал он ледяным тоном. И не дав мне даже ответить, он развернулся и быстрым, почти агрессивным шагом направился к выходу. – У вас есть пять минут, чтобы собраться. Я буду ждать вас на парковке.

      Глава 6. Селим

      Чёрт бы меня побрал, какого дьявола я вообще вытворял?!

      Хотя, если быть до конца честным, я ни о чём не думал, кроме боли, которая, наконец отступила, ослабила свои когти, и я смог вздохнуть полной грудью. Не знаю, в чём причина: в руках Камиллы, в этих тонких пальцах, что, казалось, источали какое-то колдовское тепло, или, может, я просто окончательно слетел с катушек недосыпа и вечных кошмаров. Но повторять этот опыт я не собирался ни при каких обстоятельствах. Мало мне было того, что я, как последний идиот, вырубился у неё на коленях, а проснувшись случайно ударил её, так ещё и… как же это называется?

      Обидеть? Задеть? Унизить? Ранить? Это её взгляд…

      Моя проклятая эмоциональная глухота.

      Я не почувствовал, как Камилла прикасалась ко мне, пока спал. И когда она извинилась за это, внутри меня, где-то глубоко, в самой пропасти моей души, шевельнулось что-то незнакомое, тёмное, вязкое, похожее на стыд, на неуютное беспокойство.

      Блядь, я даже не мог подобрать грёбаные слова, чтобы дать какое-то внятное объяснение всему произошедшему и успокоить её, что она, чёрт возьми, ни в чём не виновата. Я просто не мог рассказать ей о кошмарах, о той шокирующей ночи, когда я убил своего предателя отца. И дело не в тупой мужской гордости, не в страхе показаться размазнёй. Даже я, чёрт возьми, не понимаю, почему это воспоминание вцепилось