Пешка для Ферзя. Марианна Красовская

ухватилась за плечо бредущей рядом женщины. Кто это? Ах да, Сусанна. Гувернантка.

      – Вам плохо, Софья Александровна?

      – Да, нехорошо, – я тяжело дышала, воздух отказывался проходить в легкие.

      – Наверное, тепловой удар. Потерпите, мы уже почти дома.

      Мелькнула мысль – а откуда она знает, где мой дом? Да еще и по отчеству назвала. Мелькнула и пропала. Слишком душно. Не помню, как и до дома добрела.

      Там уж меня, конечно, на диван усадили, веером обмахали и чаем с льдом и лимоном напоили. Жизнь продолжалась.

      В столице летом и в начале осени весело, множество развлечений под открытым небом: концерты в парке, танцевальные вечера, скачки на пустыре возле старого театра. Отца держит здесь работа, он – тайный советник короля, а меня – ну, у меня тоже забот хватает. Вместе с девочками Моховыми мы взялись помогать детскому приюту: два раза в неделю ходим учить детишек чтению и рисованию. По факту, конечно, больше болтаем и рассказываем сказки, но детям нравится, они к нам тянутся, а это самое главное. К самым маленьким нас только не пускают, а жаль. Там наши руки пригодились бы куда больше. Я один раз случайно сунулась в младшее крыло, чуть не свихнулась от смрада и криков: младенцы лежали в деревянных люльках одни, в мокрых вонючих пеленках, истошно вопя. Рядом не было ни нянек, ни лекаря. Ох и скандал я устроила – до сих пор душа радуется. Орала на прибежавших смотрительниц, сама взялась детей купать, велела немедленно накормить.

      Тогда даже до Яна дело дошло – приют-то на его деньги открыт. Его светлость изволил нанести мне визит. Я была счастлива видеть его, но вышло не очень хорошо. Не знаю уж, что ему наговорили, но разговор у нас получился тяжелый.

      – Вы бы, Софья Александровна, в чужие дела не лезли, – ядовито выговаривал он мне тогда, а я смотрела на его губы и изнемогала от желания вспомнить, какие они на вкус. – Если вам нечем заняться, то вяжите носочки для детей или там платки расшивайте, лишним не будет. А в мой приют больше не приходите, я запретил вас туда пускать.

      От такого поворота я даже очнулась от сладких рез и недоуменно переспросила:

      – Что значит «запретил»?

      – Это значит, что вы туда больше прийти не сможете, – равнодушно пояснил Ян. – Слишком уж вы шумная.

      – Но дети…

      – Детям хорошо и без вас.

      – Им плохо было! Они все… в ужасном состоянии, особенно младенцы!

      – Не выдумывайте. Я там был, прекрасные дети.

      – Но Ян, я всё видела!

      – У вас, Софья, чересчур богатое воображение.

      – А вас обманывают.

      – Хорошо, – устало вздохнул он. – Хотите, прямо сейчас поедем в приют, и вы покажете, где там ужасное состояние младенцев?

      – Хочу, – твердо ответила я.

      – Одевайтесь.

      Я накинула плащ – на улице моросил дождь – и разыскала корзину с орехами и петушками на палочке – я всегда беру ее в приют.

      – Это что? – заглянул в корзину Ян. – Этого не нужно. Дети хорошо питаются. Вы что, таскаете эту гадость каждый