Лунный свет среди деревьев. Екатерина Боброва

ло, отдавая дань ночной тишине.

      Я лежала, уперев взгляд в раскинувшееся надо мной небо, живущее своей, бесконечно далекой от нас, жизнью. Искристые огоньки перемигивались друг с другом, ведя непрерывный мерцающий разговор о высоком и вечном. Дух захватывало при мысли, насколько грандиозно это вытканное звёздами полотно и как ничтожен человек перед лицом вселенной.

      Черную ткань космоса перечеркнула яркая полоса упавшей звезды, намекая, что даже там нет вечности. Просто перемены слишком растянуты во времени для быстро живущих нас.

      – Кя-ак? Кя-ак? – насмешливо пропели из кустов.

      Нет, никакого философского настроя с такой компанией.

      Я прикрыла глаза, погружаясь в тишину. Пахло мокрой землей, засыпающими цветами. Легкий ветерок коснулся лица, принеся из леса ароматы зелени, смолы. Откуда-то потянуло свежестью и до меня донеслось тихое журчание.

      Ручей? Вставать и проверять не было ни сил, ни желания. Тело ощущалось чужим. Я откровенно боялась шевельнуться, чтобы убедиться – оно меня не слушается. Я словно гость в своей голове. Без прошлого и, похоже, без будущего. Полежу вот так, врастая в землю и может, на этом месте появится куст. Цветущий. И порадует чей-то взгляд.

      – Чего разлеглась? Убираться не собираешься?

      Голос был отвратительным, пронзительно-писклявым, словно заевшая нота «Си».

      – Не твоя поляна! Не ты траву растила, песни пела, утренней росой поливала, улыбками кормила.

      Не моя, но почему я должна уходить? Лежать было удобно. Трава, выкормленная улыбками, на ощупь была приятно шелковистой. Ночь теплой. Звезды завораживающими.

      Я осторожно села, радуясь тому, что тело все-таки откликнулось, пусть ощущение деревянности никуда не делось, еще и голова закружилась.

      – Вот дурная! Даже убиться по нормальному не можешь! – возмутился хозяин поляны, намекая, что знает обо мне больше меня самой. – А может, ты умертвие и есть? – спросил он и интригующе замолчал.

      Ну что за… На самом интересном месте!

      Я с испугом прислушалась к себе, пытаясь понять, что там с сердцем, но в ушах шумело – то ли ветер, то ли давление. Пульс находиться не желал. И вопрос оставался открытым. А если и в самом деле… Что тогда? Мозгами питаться? Я поспешно сглотнула, прогоняя поднявшуюся к горлу тошноту и заставляя себя отвлечься на красоты.

      А место и правда было чудесным. Крошечное волшебство, окруженное обнявшей лес тьмой. Поляна, покрытая густым ковром из серебристой травы, меж стеблей которой вставали колокольчиками цветы, распространяя вокруг мягкий теплый свет. И под этим светом трава переливалась, сверкая серебром.

      Пришел ветер, колокольчики задрожали, рождая хрустальный перезвон и усиливая ощущение волшебства. А тут я… Чужеродство. То ли живое… То ли мертвое… Но хотя бы одетое…

      – Да не-е-е, – пропищал голос с другой стороны. – Я бы понял, будь ты умертвием. Хоть смертью от тебя и пахнет, но сердце бьется. Странная ты, – закончил он сердито.

      То есть умертвие, однако не до конца. Удивиться не получилось. Думать и то выходило с трудом.

      Хозяин поляны решил все за меня.

      – Пошла отсюдова! – грозно пропищал он, занявшись моим выселением.

      И куда? Я с сомнением посмотрела в неуютно темневший за границей света лес.

      Хозяин поляны слетел с ветки на кочку. Грозно растопырил переливающиеся синим блеском перышки. Воинственно раскрыл клюв. Задрал все три хвостовых пера: черных, с желтыми пятнами на концах. И наставил на меня маленькие ветвистые рога с явным желанием выколоть мне глаза.

      Сам мелкий – с курицу размером. Зашибить – одним хорошим ударом, но смотрело это чудо-чудно диво-дивное на меня с боевой уверенностью, словно курицей здесь была именно я. И это он меня на одну ладонь положит, второй прихлопнет.

      – Ты говоришь? – от удивления слова выцарапались наружу. Я поморщилась – горло саднило даже от пары слов, а голос скрипел, словно я долго-долго была больна.

      – О! Точно стукнутая! – обрадовал меня хозяин поляны. Встряхнулся, сел удобнее, перестав изображать готовность к атаке и начав разглядывать меня с пристальным интересом.

      То есть я не просто несостоявшееся умертвие, а еще и не в здравом уме? «Прекрасный» расклад и, главное, я почти в него поверила, успев заметить, как при встряхивании перьев живот у рогатика на мгновенье стал прозрачным, а внутри мелькнула звезда. Один в один как на небе: яркая, с голубым проблеском. Хорошая такая заявочка на шизофрению – видеть звезды в чужих животах…

      И тут у нас появилась компания…

      Сначала треснула ветка. С намеком. Мол, не сама сломалась. А следом раздался яростный шепот:

      – Тише, не спугни!

      Клянусь, на весь лес было слышно. Но когда это смущало тех, кто считает себя незаметным?

      А вот рогатик испугался. Затрясся, заозирался панически, явно пытаясь понять, со всех ли сторон окружен недругами или есть еще лазейка удрать.

      – Сюда, – приглашающе хлопнула я ладонью