Дурдом счастья. Маргарита Cосницкая

и карманных шахмат висел плакат «Срочно требуются 24 миллионера. Купи лотерею и стань одним из них. Шансы равны у всех, кто зачеркнул 7 цифр. Семь всем. Один миллионер за всех, если все за одного. На кону Джеком. пота 120 миллионов безусловных единиц».

      Явно, кресло миллионера давно пустовало, долго никто не выиграл. Из миллионов играющих, миллионов вариантов семи цифр – ни одного попадания. Потому ставка так выросла.

      – Германн, спаси Лизу! – раздался командирский приказ.

      Грета вздрогнула – из прибывшего лифта на своих двоих (колесах) выкатил Туш и мчался к ней на всей скорости.

      – Стой! – закричала она, и вовремя: он затормозил на волосок от нее:

      – Я!…

      – Т-с-с-с! – приложила она палец к губам.

      Туш воровато огляделся вокруг, пригнулся к ней и громко прошептал:

      – … люб, люб, люб… одно.

      9

      В кольце стены, кое-где напоминающей руины, покоился парк, окружающий клинику; он был полузаброшен, полузапущен, а это значит, что цветы цвели не только на клумбах, но и между выщербленных плиток аллеек, в фонтане плавали островки ряски и не только рыбки, но и лягушки, опавшую листву не убирали, ее уносил ветер, а что не унес, становилось к весне перегноем.

      Туш и Грета катили по аллее, спотыкаясь на выбоинах.

      – А что за имя у тебя такое? Никогда не встречала? —Грета кинула на него взгляд и отметила, что лицо его затянуто облаком, а мутные серо-голубые глаза его вытаращены и прикованы к одной только ему видимой точке.

      – Тушенку… всегда любил тушенку в банках. На днр свой звал…

      – На что?

      – Ну, на динь-дон день рождения свой… Тушенкой стол накрыл, ну и картошкой. А вместо торта натушил фрукты в жженом сахаре. Меня и стали звать Тушенкой.

      – А имя-то как?

      – Туш, – моргнул Туш.

      – Да? Расскажи мне про себя, – смирилась Грета. – Я вот была наездницей в цирке. Сальто мортале, бишь смертельный прыжок на скаку делала. А оступилась на ступеньке, может, на пластмассовой бусине; откуда она там взялась?! И теперь огни цирка для меня погасли. Надеюсь, временно. Хотя известно, что ничего нет более постоянного, чем временное. С таким переломом да металлоломом в костях я только билетершей могу быть или номера объявлять. Хотя цирк переводят на те же рельсы, что и станции в метро: все объявления делает автомат. А ты? Ты как угодил в эту прихожую морга?

      – Моргарета… Ты не знаешь главного… – облако с лица Туша, сползло, муть в глазах рассосалась, – главного про себя.

      – А ты, значит, знаешь? – казнила его иронией Грета.

      – Помолчи. Меня уже казнили… когда я был прапорщиком. Знал я девушку… из Рязани, лохотронщицу, она меня развести хотела на улице… – потер виски, – из бывших немцев она. А я увидел ее и был согласен на все… Мы с ней… нет, ничего… В кафе ходили. Я пригласил. Цветы ей… У меня был от прабабки графини медальон золотой, а цветы на нем из самоцветов выложены. Все, что осталось от нашего дворянства, да еще запись