Караван. Исторический роман. Том III. Валерий Федорцов

Для этой затеи князем отводилось три дня. В Переяславле-Рязанском начались грабежи и насилия над оставшимися горожанами, хотя к тому времени уже и грабить было нечего. Москвичи отбирали у рязанцев, последнее, что тем удалось припрятать во время нашествия Тохтамыша. Кроме грабежей, дружинники Дмитрия Ивановича ломали дома и находившуюся в них, домашнюю утварь. Надругались над беззащитными женщинами, которые на этот раз даже прятаться никуда не пытались, так как им было обещано, что москвичи намерены угнать к себе лишь мастеровитых людей, а остальные им не нужны. Если в чём и смилостивился в отношении рязанцев Дмитрий Иванович, так это в том, что пока велел не сжигать город дотла, как это сделал Тохтамыш с Москвой. Очаговые пожары, конечно, кое-где вспыхивали, но их быстро удавалось тушить.

      – Что же ты делаешь, ирод, ты же обещал не трогать горожан, если они повинуются, – не выдержав, стал кричать на Московского князя Семён Батурин, – Ты же русский человек. Как ты можешь? Чем ты после этого лучше Тохтамыша?

      – Я тебе обещал не сжигать города и напрасно не проливать кровь здешних горожан, – ответил ему Дмитрий Иванович, – Не грабить и не насиловать, я не обещал. Хотя вы заслуживаете и более жестокой кары, после того, что сделал для погрома моих городов ваш князь. Поэтому, молите бога, что я ещё в какой-то мере над вами смилостивился.

      – Но почему за вину князя должны расплачиваться его подданные? – вмешался в разговор Василий Григорьевич.

      – Прекращаем никчёмные разговоры, – произнёс Дмитрий Ивановичт и обращаясь к своим дружинникам, добавил, – Объясните им что к чему, да обчистите как следует, чтоб лишних вопросов не задавали. Посидят зиму на лебеде, может, наконец, поймут, почём фунт лиха.

      На Батурина и Кореева, словно коршуны, вмиг набросились дружинники Московского князя, связали их и, попутно нанося побои, поволокли из помещений княжьего двора. В княжьей палате остался лишь Дмитрий Иванович и несколько его приближённых.

      – Пожарский, – обратился князь к одному из них, – Город необходимо сжечь дотла. Несправедливо получится, если москвичи, с жителями других городов и селений моего княжества, будут зимовать, где придётся, а этот иуда с достойными его горожанами, будут «жировать» в тёплых теремах и избах. Справедливось должна быть везде одинакова.

      – Будет сделано Великий князь, – ответил тот и отправился выполнять волю Дмитрия Ивановича Московского.

      В тот же день Переяславль-Рязанский запылал со всех сторон. Не прошло и двух дней, как построенный в основном из дерева, этот город выгорел почти дотла.

      Вторично, после Тохтамыша, разграбив и предав огню Переяславль-Рязанский, а также вдоволь наглумившись над его жителями, дружина Великого князя Московского, во главе с самим князем, вновь возвратилась в Москву и приступила к восстановлению города.

      Кроме рязанских переселенцев, к Москве всё больше