Кадын. Ирина Богатырева

женщина, давно развязавшая пояс и отдавшая себя духам, вызывала во мне и неприязнь, и трепет. Таких древних людей я еще не встречала и пыталась перебороть отвращение.

      – Кто? Кто? – стала спрашивать она и оглядываться, как если бы вокруг было много народа.

      – Я, Ал-Аштара, царская дочь, Луноликой матери посвященная дева, – крикнула я. – Я принесла дар живущим здесь сестрам.

      – А, тебе девочки мои нужны? – поняла она и снова взялась за ведра. – Нет их, нет.

      Она приподняла одно ведро и собралась тащить, но оступилась и опрокинула. Вся вода разлилась по грязи.

      – Те, я старая колода! Полшага осталось, и не вынесла, – запричитала она, а потом взялась за второе ведро. Я поняла, что сейчас с ним случится то же самое, подбежала к ней и сказала:

      – Дай я, старушенька.

      Она тут же отпустила ведро и, не схвати я его, непременно ухнула бы вода нам под ноги. Но я успела, и спина моя тут же прогнулась: не легче оленя показалось мне это ведро.

      – Куда, старушенька? – проговорила я с натугой.

      – Недалеко, сюда вот, сюда.

      Она поковыляла по двору. Я плелась следом, но бабка шла очень медленно, а мне от тяжести хотелось избавиться побыстрее. Только гордость не позволяла поставить ведро и передохнуть, я шла след в след, то и дело спрашивая:

      – Далеко еще?

      – Что ты, близко, тут уже.

      Мы обогнули дом, прошли по двору, где были стойла и привязи, чтобы доить коров и кобыл, дошли до дальней стены забора, и там оказался деревянный колодец.

      – Лей, – сказала старуха.

      – В колодец? – не поняла я.

      – Да, в колодец, – равнодушно кивнула она.

      Мне хотелось быстрее освободиться от ноши, я не стала больше спрашивать и ухнула воду вниз. Мне показалось, что ни капли не долетело до дна, все растеклось по обледенелому срубу.

      Только я выпрямилась и развела плечи, как старуха выхватила у меня ведро:

      – Дай сюда, некогда мне отдыхать.

      И поковыляла к воротам, я – за ней:

      – Старушенька, а когда девы вернутся?

      – Ясно: до первых алых перьев не ждать.

      Она говорила о закате. Только очень старые люди говорили так, молодые и закат, и восход называли рогами Солцерога.

      – А ты что здесь делаешь? – спросила я.

      – Разве не видишь? Воду таскаю.

      – Но зачем воду в колодец лить?

      – Уходит из него зимой вода, вот я за день натаскаю, а девы вернутся, колодец полнехонький, прямо из него черпай.

      – Что ж сами они? Зачем ты, старая, им таскаешь? Тебе бы в шубу кутаться, у огня сидя, сама уже, как мать Табити, древняя.

      – А ты думаешь, я много девочек моих старше? – спросила она и остановилась. Я чуть на нее не наскочила. – Думаешь, они молодые все, как ты?

      Я оторопела. На меня смотрела древняя старуха, древняя, как старые лиственницы,