Тридцать сребреников в боекомплекте. Александр Тамоников

черная футболка с бело-красным росчерком на груди, потертые джинсы и нечищенные узконосые туфли. Во-вторых, атлетическое сложение выдавало в нем не только музыкальные наклонности. А длинные немытые волосы подчеркивали нежелание хоть в чем-то походить на нормальных людей.

      На классическую музыку местная публика не реагировала вообще. Лишь экспрессивные «Чардаш» Монти или «Шторм» Вивальди самую малость отвлекали публику от поглощения пищи. Зато первые же аккорды «Цыганочки», «Семь-сорок» или современного шансона вызывали за столами заметное оживление. А уж возвращение на сцену стриптизерши и вовсе производило эффект столкновения кактуса и цеппелина. Так продолжалось несколько часов кряду.

      А далеко за полночь случилось вот что.

      – Вот дура, – тихо сказал Скоробогатов, заметив, как девчонка снимает с себя последний элемент одежды.

      – Почему? – не понял полковник.

      – Потому что вся пьянь сейчас ринется на сцену.

      Полковник влил в себя очередную порцию вина и вздохнул:

      – Жаль, но с такого расстояния деталей ее тела я не увижу…

      И едва его бокал брякнул донышком по столешнице, как музыка резко смолкла. Послышался грохот. Москвичи, не сговариваясь, повернули головы на шум…

      Кто-то из перебравших посетителей ресторана не совладал с собой и полез на сцену. Взвизгнув, девчонка шарахнулась в сторону, налетела на альтиста. А стоявший ближе всех гитарист без лишних церемоний отвесил наглецу затрещину, от которой тот красиво спланировал с невысокого помоста.

      И тут началось.

      Резко зашаркали ножками по полу отодвигаемые стулья, под потолком заметалось матерное эхо, а к сцене одновременно рвануло несколько дружков обиженного типа.

      Тем временем гитарист спокойно прислонил к стульчику гриф инструмента и столь же спокойно разбросал поставленными ударами недовольных союзников первой жертвы.

      Полковник отложил прибор и с интересом взирал на отточенные движения гитариста.

      – М-да, зло порождает героизм…

      А на сцену уже накатывала следующая волна красномордой публики.

      – Неплохо действует музыкант. Неплохо, – комментировал Роман. – А эти осаждающие сцену очень похожи на местных ментов.

      Да, скорее всего, так и было. И вряд ли сотрудники правопорядка вспомнили бы о своих обязанностях, если бы «под замес» попал простой работяга или, скажем, женщина. Но сейчас, судя по всему, чистили нюх не последним сочинским персонажам: городскому начальству или криминальным авторитетам. А эти в таких досадных ситуациях бездействия силовым структурам не прощают.

      Ментов было пятеро. Самому молодому около тридцати, старшему – под пятьдесят. Однако скидок на возраст противная сторона не давала, и хлесткие удары доставали всякого, кто неразумно приближался к сцене.

      Численность нападавших таяла. Вот, выгнув спину, плашмяком рухнул на пол один; согнувшись пополам, с «линии фронта» вывалился другой; стоя на коленях,