Мировая. Шамиль Идиатуллин

Фоминов

      Все права защищены. Данная электронная книга предназначена исключительно для частного использования в личных (некоммерческих) целях. Электронная книга, ее части, фрагменты и элементы, включая текст, изображения и иное, не подлежат копированию и любому другому использованию без разрешения правообладателя. В частности, запрещено такое использование, в результате которого электронная книга, ее часть, фрагмент или элемент станут доступными ограниченному или неопределенному кругу лиц, в том числе посредством сети интернет, независимо от того, будет предоставляться доступ за плату или безвозмездно.

      Копирование, воспроизведение и иное использование электронной книги, ее частей, фрагментов и элементов, выходящее за пределы частного использования в личных (некоммерческих) целях, без согласия правообладателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

      © Ш. Идиатуллин, 2025

      © Художественное оформление, макет. ООО «Альпина нон-фикшн», 2025

* * *

      ■■■■ ■■■■ ■ ■■■■■■■ ■■■■ ■■■■■■■■■ ■■■■■.

      ■■■■■ ■■■■■■■■■■■[1]

      От автора

      Это мой дебютный роман. Он вышел двадцать лет назад, в декабре 2004 года, а придуман был еще раньше, весной 2001-го. Писал я его долго и мучительно – отчасти с непривычки, отчасти из-за малоприятного целеполагания: очень хотелось придумать и изложить все так внятно, подробно и пугающе, чтобы сглазить. Ну и чтобы интересно получилось, конечно.

      Некоторые активные поклонники считают, что ничего лучше я так и не написал и, очевидно, не напишу. Я же, готовя текст к переизданию, с некоторым удивлением обнаружил, что он вполне логично встраивается в, так сказать, производственную линейку моих сюжетов, где-то предвосхищая, где-то затаптывая всё те же темы, которые изводят меня по сей день и заставляют писать все эти годы.

      Стиль, конечно, заметно изменился – я хотя бы избавился от дурацких скобок. Но убирать их из переиздания мы с редакторами не стали и вообще постарались оставить все как было, устранив только явные огрехи первого издания.

      Ну и название пришлось поменять. Оригинальным названием «Rucciя» я страшно гордился, но издательство настояло на другом – «Татарский удар», а чуть позднее игры с миксованием латиницы и кириллицы пошли косяком, вскоре отмерев за ненадобностью. Сегодня такие игры выглядят совсем замшелыми и немножко опасными, поэтому мы с издателем согласились придумать для юбилейного переиздания новое название. «Мировая» представляется мне более точным и емким вариантом.

      К счастью, многие из тогдашних угроз растворились без следа. К сожалению, некоторые опасности, в том числе представлявшиеся списанными и нелепыми, нас настигли – пусть и не совсем так, как я боялся. Но, выходит, боялся не зря.

      Мне очень жаль, что совсем все сглазить не удалось. Я правда старался.

      Вступление

      Казань, ночь на 11 августа

      В детстве родители с некоторой даже гордостью говорили, что меня пушками не разбудишь. Гордость эта превращалась в раздражение каждое буднее утро, когда им приходилось, как тесто, запихивать меня в школьную форму и следить, чтобы я, открыв кран и выдавив столбик поморина на щетку, не уснул, сидя на краю ванны. Но они сдерживались. А сам я до сих пор несдержанно уважаю себя за умение, несмотря на такие свои особенности, не опаздывать ни на зарядку (тогда, на закате загадочной советской эпохи, ее ввели по всем школам – классное было зрелище: школьники в синей форме, в том числе усатые десятиклассники, школьницы в коричневых платьицах с черными передничками, потрескивающими на груди, – выстраиваются в пропахших мелом и пылью вестибюлях школы и десять минут уныло размахивают руками по системе Мюллера, имя которого давно никому не известно, но подвиг, увы, бессмертен), ни на политинформацию, каковую был обязан вести еженедельно.

      Навык успевать в последний момент я сохранил и в университете, и на всех своих работах. Пройдя несколько шагов по карьерной лестнице, я первым делом выторговал себе право приходить в редакцию не когда положено, а когда надо. Потому что годы не разрушили крепость моего сна: так, выдули верхний слой раствора из кладки.

      И проснулся я не от шума – тем более что не пушки это были, – а от чувства тревоги, которую я называю про себя папашкиным нюхом. Это из-за него я обычно вскидываюсь, когда в отсутствие Гульки (ушла в поликлинику, например) в детской просыпается Гальчуга и начинает потихоньку реветь. Я в силу некоторой тугоухости первых аккордов не слышу, но сигнал тревоги принимаю и бегу сюсюкать: папа прибег, молочко принес, кто обидел Галияшку, – сон плохой? – получи, сон, по попке. Именно этот нюх, или как уже его назвать, бросил меня на родительской даче к Нурычу, игравшему себе на наружной лестнице второго домика, за секунду до того, как он потерял равновесие и полетел вниз по ступеням. Я не успел – Нурыч накувыркал двойной перелом левой руки, чего я до сих пор не могу простить ни себе, ни поганому своему нюху.

      Секунд

1

Данный фрагмент текста был удален в соответствии с требованиями законодательства Российской Федерации. – Прим. ред.