Последний тигр. Обитель Святого Ястина. Татьяна Белова

могила была совсем свежая, и на камне кто-то потрудился написать имя: «Пчеловод».

      – Имена редко пишут, – сказал Камыш. – Суеверие. Страх родился после проповеди брата Юдина о зрячем зле и демоне Нечиду, что бродит во тьме в поисках невинных душ. Скажешь ему имя – и попался, он тебя из-под земли достанет.

      – Что за глупость? – удивился Орис. – И люди поверили?

      – Ну да, старая Салва из Ярова Камня умерла, а потом её могилу нашли раскопанной и пустой, вот и решили, что это Нечиду за ней приходил. Потому и пришлось мне ложные могилы копать, а брат Радон для них камни подписывал, это того, чтобы духа обмануть, а на дно вместо тела клали звезду, да не простую, а заговоренную.

      Орис посмотрел на Камыша:

      – И много таких могил?

      Камыш пожал плечами:

      – Копал я часто.

      – А кто это придумал?

      – Да белые, кто ж еще.

      – Покажи мне эти могилы.

      Они дошли до самого крайнего ряда, за которым начинался лес. Между деревьями топорщились свежие холмики, а поверх лежали камни с именами. И было этих холмиков слишком много для простого суеверия.

      – А ты их как, пустыми оставляешь? – спросил Орис.

      – Ну да, – ответил Камыш. – Остальное уже священники делают. Белое белым. Да и всё нечистое по их части.

      – А сам ты видел, как брат Радон такую могилу закапывал?

      – Ну да, когда самую глубокую рыл, Радон её осветил, тут еще мельник тогда был и брат Юдин с нами, камень помогали волочить, вон тот, – и Камыш показал рукой на здоровый валун в стороне под молодой верёзой.

      – А давай мы с тобой парочку свежих могил раскопаем, – предложил Орис. Камыш как стоял столбом, так чуть и не упал.

      – Ну чего ты? Нечиду испугался? – поддел его Орис. – Так я ж, грамард, милсдарь бездарь, любую нечисть заговорю, так что не бойся. Идём копать!

      – Прогневаю Создателя, милостью вашей, – прошептал Камыш и взвесил в руках лопату. – Только-только ко мне благодать его возвратилась, а тут такое делать… Не могу я.

      И не мог бы он еще долго, но тут из лесу вышла собака, тощая и облезлая, сверкнула глазами и завыла, подняв морду к темнеющим верхушкам деревьев. Было еще достаточно светло, но по спине Ориса прокатился ледяной озноб, ужас объял его, потому как вместо воя слышался ему плач, и был тот плач вполне человеческий. Орис осторожно сделал шаг в сторону животного, вспоминая слова менты.

      – Ас-та ра-ба-та эли-я, – зашептал грамард, но от страха слова в голове рассыпались, и прежде, чем он закончил, пёс рванулся в лес. Орис, недолго думая, кинулся следом в чащу. И, конечно же, не догнал. Зацепился за корягу, упал, покатился кубарем в овраг. Небо проглядывало безучастно, верхушки сосен качались, так бы и остался лежать, если бы не запах. Откуда-то явственно смердело кровью и черным маслом. Орис поднялся, огляделся и увидел в овраге, кроме веток, палок, мха и камней, еще и доски, вполне себе обычные доски. Будто кто решил пол в доме поменять…

      Орис наклонился и перевернул парочку. Некоторые были сломаны пополам,