A&B. Карина и Азат. Екатерина Ведерникова

успокоить маму, но пожалела об этом. Опять скакалка. Только уже куда придётся, не только по заднице. Не выдержав, я заревела, за что стала получать сильнее.

      – Мне тут надо плакать, а не тебе! – заорала мать. – Заткни пасть, а то соседи услышат!

      Можно подумать, что твой ор они не слышат. Почему она думает о том, что подумают соседи, услышав мои слёзы, но не думает о том, что они думают про её крики?

      – Хватит! – кричала я. – Мне больно!

      – Больно ей, посмотрите! – сказала она и схватила меня за волосы. – Хватит придуриваться, не так и больно! Мне больнее!

      – Я от тебя уйду как папа! – крикнула я в сердцах.

      – Ну и проваливай! – сказала она, будто испытывая облегчение. – Без тебя наконец заживу!

      Она вышвырнула меня на бетонную лестничную клетку в одной ночной сорочке и закрыла дверь квартиры. Я подскочила, начала молотить по двери и просится обратно. Я извинялась, умоляла меня пустить, но изнутри квартиры раздавались только её рыдания, которые быстро сменились храпом.

      Ей я тоже не нужна – также легко поняла я. До утра домой она меня не пустит. Только когда протрезвеет вспомнит о родительских обязанностях. На улице очень холодно – середина января. Ночью до минус сорока бывает. Из-за чего в подъезде тоже холодно, несмотря на батареи. Всё-таки окна старые, заледеневшие, даже изнутри от них тянутся сосульки.

      Я сползла по двери, не в силах больше плакать. Кажется, я охрипла. И сильно замёрзла – пальцы на ногах уже не чувствую. Собрав последние силы, дрожа и спотыкаясь, я дошла до ближайшей едва тёплой батареи отопления и села рядом, подобрав ноги. Я прижималась к грязной тёплой железке, пытаясь согреться, но тепла не хватало. Опять слёзы полились. Они склеивали ресницы, замерзая маленькими льдинками.

      – Сп-п-пи, моя-а р-радость, у-усн-ни – дрожащими губами пропела я. Эта мелодия меня успокаивала. Сейчас нужно успокоиться и заснуть. Лишь бы скорее наступило утро. – В д-доме погасли огни….

      Безуспешно пропев колыбельную несколько раз, я услышала, как открылась дверь наших соседей. Повернуться не было никаких сил. Тело будто окаменело, стало неподъёмным.

      – Встанэ, идиотка, – приказал мне знакомый басистый голос с акцентом.

      Я попыталась встать, но, правда, не могла. Меня грубо подняли за локоть и укрыли чем-то тёплым и колючим – кажется, шерстяным пледом.

      – Отморозишь, – продолжал ворчать Азат. – Ногу подними. – Я послушно подняла. Он надел мне носок. – Вторую. – Покачнувшись, я поменяла ноги. Становилось теплее, но тело всё равно не слушалось.

      Я заметила его недовольное лицо с фингалом под глазом. Видимо, ему тоже сегодня прилетело.

      Он смерил мою посиневшую от холода физиономию хмурым взглядом.

      – Нет, этого мало. Пошли, – тем же приказным тоном сказал он и поволок меня в свою квартиру.

      Он тихонечко завёл меня на кухню, жестом показал не шуметь и так же бесшумно закрыл за собой дверь. Я села на кухонный диванчик и закуталась глубже в плед. Понемногу становилось лучше.

      Молча