Тютюнин против ЦРУ. Алекс Орлов

где уложил на кровать, а потом принёс холодного молока.

      – Полежи пока, Любаш, скоро все пройдёт, – пообещал он и вышел к гостю, который понуро сидел в облике Сивухина и, посмотрев на Сергея, спросил:

      – Что это была? Моя шибко боялся…

      – Это как бы небольшое приветствие, – соврал Тютюнин. – Просто у нас так здороваются. Как увидят друг друга, так сразу – хрясь скалкой. Здороваются… – Серёга вздохнул. – Меня она тоже неоднократно прикладывала… – признался он. – Но ты не обижайся, такие у нас обычаи. Обычаи такие…

      – Моя понял, – кивнул Палыч. В этот момент кто-то толкнул входную дверь и, поскольку она оказалась незапертой, вошёл в прихожую.

      – Кто там? – крикнул Серёга.

      – Я, кто же ещё! – ответила ему Олимпиада Петровна, появляясь в комнате.

      Посмотрев на Сергея и переведя взгляд на незнакомца, она криво усмехнулась и наставительным тоном произнесла:

      – Хоть бы поздоровались с дамой. Или этого уже и не нужно делать?

      Сергей не успел сказать и слова, как Палыч метнулся к обронённой скалке, а затем, с нею, бросился к Олимпиаде Петровне.

      – Нет, Палыч! Нет!

      Однако было поздно. Последовал страшный удар, вследствие чего ноги Олимпиады Петровны оторвались от пола и она, пролетев по воздуху до самого посудного шкафа, врезалась в него головой.

      При этом обрушилась полка с карельским сервизом, и его осколки посыпались через распахнувшуюся дверцу.

      – О-о-ой! – заголосила Олимпиада Петровна. – Убива-а-ают! Карау-у-ул!

      – Он не хотел! – попытался прояснить ситуацию Тютюнин, нагибаясь нда поверженной тёщей. – Он поздороваться намеревался!

      – О-о-ой! – дотронувшись до уха, снова застонала Олимпиада. – Меня муж никогда не бил и собаки всегда боялись! А вы меня скалкой. Бандиты! Душегубцы!

      Из другой комнаты прибежала на шум со стаканом молока Люба. Она ещё не вполне оправилась от собственного потрясения, а потому, взглянув на проломленный шкаф, спросила:

      – Что случилось, мама?

      – Что случилось, что случилось… Я этого такие оставлю… – Олимпиада Петровна, размазывая слезы, поднялась на ноги и, пошатываясь, вышла в прихожую, откуда вернулась со своей собственной скалкой. – За все ответишь, лось, – сказала она Палычу. – Я мастер скалкинга, и тебе не уйти…

      Понимая, что сейчас его гостя начнут натурально убивать и неизвестно, чем все это закончится, Тютюнин попытался заступиться за Палыча:

      – Олимпиада Петровна, он не хотел вас обидеть, поверьте. Просто его Люба сильно побила, и он подумал, что у нас так здороваются. Он не местный!

      – Поздно. Моё ухо опухло и требует отмщения. – Отодвинув Серёгу в сторону, Олимпиада Петровна двинулась на Палыча и, резко выдохнув, перебросила скалку из правой руки в левую. – Твоя смерть будет ужасной, чужеземец…

      – Моя боится! – воскликнул Палыч, начавший от страха терять чёткие очертания. – Моя насчёт колбаски!

      – Олимпиада Петровна, не трогайте его, а то я милицию вызову! – пригрозил