Сеятель. Осколки первого месяца. Никита Ковальков

не знал. Будучи командиром 321, он сейчас судорожно пытался реанимировать хоть что-то и достучаться до своего товарища по несчастью. Но увы. Ни то, ни другое сделать ему не удавалось.

      На груди напарника расплывалось красное пятно, и становилось понятно, что он уже не ответит. Авиагоризонт крутился волчком, высотомер же словно отматывал время назад: тик-так-тик-так, бежала стрелка вспять, оставляя пилоту все меньше «метров» на принятие решения. Три тысячи, две тысячи, полторы.

      Понимая, что ничего уже не изменить, Александр дернул поручни. Полсекунды, ускорение, еще полсекунды, и он уже болтается в на стропах над совершенно непонятно откуда взявшимся мегаполисом. «Ну все, кукуха моя, видимо, в утенке осталась», – с веселой злостью подумал он.

      Чувствовал себя он, надо сказать, плохо, даже если учесть все перипетии, случившиеся с ним за последние минуты. И это состояние ухудшалось. «Ну вот, совсем психоделика пошла», – буркнул он вполголоса, заметив наконец сияние неба и то, что мегаполис этот выглядел сейчас немного заброшенным. Словно его в спешке оставили вот только вчера, не позабыв «выдернуть из розетки».

      Его сознание начинало плыть все сильнее и сильнее. Тошнота, головная боль, ужасная сухость во рту… Все это накатывало волна за волной. Ему оставалось уже совсем чуть-чуть до крыш самых высоких небоскребов, когда сознание его окончательно померкло, сменив реальность черной пустотой.

***

      Содружество. Первый пласт. Центральный сектор. Совет коммун Грумбридж 1. Планета 4, город Горхурст.

      Очнулся я явно в больничной палате. Но она была весьма необычной. Никакого привычного медицинского оборудования здесь не было. Я сначала не придал этому значения. Не везде, к сожалению, есть это самое оборудование, главное, что вообще жив.

      Стал осматриваться дальше. Белая, похоже, пластиковая кушетка, светлые стены и потолок, напоминающие салон гражданского самолета, такая же скрытая подсветка, шум вентиляции. Окон не было, а в десятке сантиметрах от кушетки была расположена стеклянная панель, отделяющая мое месторасположение от входа в комнату. Помимо двери, за этой панелью располагался утопленный в стену шкаф с дверцами в цвет всего остального в этом помещении, а напротив него, у стенной ниши, в которой в прозрачном горшочке раскинул листья какой-то цветок, больше смахивающий на траву, стоял неправильной формы стол со стулом. В этой комнате все было как из Икеи. Минималистично, дешево, но с изрядным душком «хай-тека».

      После этого осмотра сказать, что я в какой-то сельской больнице было бы настолько тупо, что об этом и говорить бы не стоило, если бы не тот факт, что других-то вокруг и не было.

      Может, я в госпитале в Москве? Но все равно какая-то странная палата. И где, в таком случае, какая-нибудь штука, которая непременно должна была запищать, когда я бы очнулся, продолжая мерить пульс больного, как показывают во всех фильмах? Врут? Не знаю, я, по счастью, до этого и не заходил в жизни дальше поликлиники.

      Наконец дверь открылась, и в мою обитель вошел какой-то человек, который мог, при некоторой удаче, дать ответы на все мои вопросы.

      На мое удивление за доктором (а это был именно он) ввалились еще три человека. Два дюжих амбала в какой-то странной форме с повязками «военная полиция» и офицер,