Вороница. Живые или мертвые. Татьяна Морец

меня вливала вещунья. Инзгольдец кривится, а потом застывает на пару лучин. И всё? Встаю.

      Но только я успеваю подумать, что ритуал с зельем не такое уж неспокойное или страшное действо, как инзгольдца выгибает дугой. Из стиснутых зубов издаётся жуткий вой, мне хочется закрыть уши и бежать. Снежного крутит, мечет по земле, он не прекращает выть, а я не знаю, как помочь и прекратить его страдания. Пока цела, отскакиваю в сторону, того гляди и зашибёт меня здоровыми ногами. Лицо Крайстена искажено нечеловеческой мукой, а на губах появляется кровавая пена.

      Неужели со мной тоже было так, когда меня врачевала вещунья? А инзгольдец много зим проходит через нестерпимое «лечение» каждые десять дней. Про́клятый Трезубец! Угроза потерять душу толкает инзгольдца на столь невыносимое существование. Мне вспоминаются его слова о том, что я вздёрнусь на суку, если мной овладеет Тьма. И его терзают такого рода желания?

      Лучины тянутся бесконечно долго, я уже теряю надежду, но когда истекает положенное время, Крайстен наконец-то перестаёт биться как припадочный и затихает. Но рано испытывать облегчение… Помогло ли зелье на этот раз?

      Осторожно приближаюсь к ледяному, внимательно осматривая. Как мне понять, что это он, до того как откроет глаза? Инзгольдец дышит, но бездушники, не лишённые сердца, тоже обладают дыханием. Вроде бы. Я не уверена. Так мало тех знаний, что донёс до меня Амиран, а в книгах, попадавших ко мне, не было о них упоминаний. Только общие слова о мастерах тёмных книг и простой нежити. Очень скудно.

      Я опускаюсь на корточки рядом, готовая действовать.

      Насколько мне повезло, что Крайстен остался живым, я понимаю в тот миг, как только он резко садится, распахивает глаза, целиком подёрнутые инеем, и его путы, покрывшись изморозью, оседают на одежду и землю льдистыми осколками.

      – Ты труп, – холодно гудит он. – Долго думаешь.

      – Предлагаешь зарезать тебя, не дожидаясь, когда очнёшься?! – обиженно выплёвываю я. – Как мне было разобраться, что это ты? – я протягиваю ему влажную ткань.

      – Не кричи, Эвара! – Морщится он как от головной боли и оттирает кровавую пену с губ, подтёки на подбородке и пот с лица. – Понял. Ты не можешь распознать, в отличие от нас – магов. Мне казалось двуликие способны на это. – Задумчиво чешет он лоб. – Что насчёт того, когда перед тобой мертвяк или марионетка? Что ты чувствуешь здесь? – Мужчина прикладывает руку туда, где прячется душа.

      – Безотчётный ужас. Живя там, я хорошо ощущала Забытый лес, как мёртвый. Но находясь здесь мне сложно, – вспоминаю я. – Повстречав тёмного во мне нет желания разбираться в его природе, я хочу убежать без оглядки. – Совсем тихо признаю́сь в постыдном желании.

      Крайстен, долго не отлипает от фляги с настоем, а мне остаётся ждать, когда он немного очухается. Я живо помню как себя чувствовала, очнувшись в бане.

      – Прости, мелочь. Мне нужно было заранее выяснить. На мёртвой земле мало двуликих, а в другой жизни меня не заботило, кто как распознаёт нежить, – виновато выдаёт инзгольдец. –