Битвы за правду. Исторические миниатюры. Михаил Андреев-Амурский

золотой парче. То, чего так долго добивалась папская инквизиция, преследуя непокорного Джордано, было ею достигнуто: лицемерно прикрываясь передачей еретика в руки светских властей города, она столь же лицемерно просила не наказывать еретика слишком жестоко, а… наказать примерно, без пролития крови, путём сожжения на малом костре».

      Нотарий закончил чтение. Бруно, медленно поднимаясь с колен, оглядел зал судилища. Его молчание пламенило душу Ноланца. Сотни глаз не отрывались от фигуры еретика, словно ожидая чего-то необычайного. И оно произошло. Палач выхватил из руки Джордано зажжённую свечу и погасил её в знак того, что земная жизнь осуждённого уже закончилась. Тогда в зловещую тишину зала внятно и грозно впечатались слова Ноланца: «Вы с большим страхом объявляете мне приговор, чем я выслушиваю его».

      …Снова одна из башен тюрьмы Тор ди Нона поглотила мрачную процессию. Инквизиторам было мало пыток и проклятия еретика. Здесь, предавая проклятию его имя, палач по указанию епископа сорвал с Джордано одежду священника и наголо выбрил голову, уничтожая следы тонзуры, чтобы казнимый не оскорбил святой церкви.

      Пришло последнее утро Ноланца. После отпевания ещё живого Джордано, длинная вереница монахов в чёрных рясах с низко опущенными капюшонами медленно потянулась из монастырских ворот к городской площади Цветов – Кампо ди Фьори. В первый и последний раз шёл Джордано Бруно в середине между палачами. Ноги его твёрдо ступали по скользкой булыжной мостовой. На заре выпала обильная роса и капельки маленьких солнц чудом повисли на ресницах Ноланца.

      «Тогда, в Лондоне, был настоящий бой», – он усмехнулся, вспомнив страницы «Пира на пепле». «Если придётся Ноланцу умирать в католической римской земле, то шагай он даже средь бела дня, в свете факелов не будет недостатка». Думал ли он тогда, когда выводил эти строки, что они так быстро сбудутся?

      Процессия зазмеилась по узким римским улочкам и направилась к площади. У развалин древнего театра Помпея уже был подготовлен костёр для казни еретика. Медленно светлела утренняя мгла, обрывки ночного тумана таинственно таяли в розовеющем утреннем небе Вечного города. Тем зловещей казались шипящие смолой факелы и высокие кресты в руках заспанных, равнодушных ко всему, монахов.

      Костёр мрачной деревянной горой возвышался в глубине площади. Чтобы зловредный еретик не смущал горожан своими речами, палачи быстро прикрутили его к столбу металлическими цепями и, сорвав одежду, набросили на приговорённого мерзостное рубище сан-бенито – кусок холста, пропитанный смолой, с нарисованными на нём пляшущими чертями в аду. Книги Джордано свалили к его ногам и стали разводить огонь. Слёзы навернулись на глаза Ноланца: они сожгут его книги, тело, но душу и идеи – никогда.

      И вот огонь подбирается к ногам, лижет колени. «О, люди, разве вы не видите, что нельзя, невозможно остановить человеческую мысль, затмить истину?»

      Сквозь