Сгоревшая сакура. Иван Андреевич Ладыгин

в потолок. Это было его своеобразным ритуалом. Мужчина в эти моменты практиковал самогипноз, стараясь избавиться от ночных ужасов былой жизни. Помогало это не всегда, но на такие случаи у него был ещё один ритуал, самый приятный из всех. Он приподнялся на локтях и вгляделся в красивое лицо супруги. Рея крепко спала, склонив голову на бок. Ее губы были слегка приоткрыты и словно жаждали горячего поцелуя. Кронс не стал противиться искушению и с нежностью прильнул к её устам. На губах остался вкус спелой вишни – именно так он ассоциировал оттенок их секундной страсти.

      Немного придя в себя, Кронс встал с кровати, оделся и отправился в комнату дочери. Боудика сладко сопела, обнимая плюшевого мишку. Ее волосы, сотканные из чистого мрака, змеились кудрями на подушке. Он с предельной аккуратностью поправил её одеяло и вышел в коридор.

      Его трактир пребывал в крепкой дреме, лишь изредка постанывая старыми досками. Но ни одна половица не скрипнула под легкими шагами Кронса. Бесшумная поступь за многие годы вошла у него в привычку, от которой он никак не мог избавиться. Внизу он остановился у барной стойки, задумчиво погладил полированное дерево и уставился на ряд темных бутылок. Его лицо отражалось на чёрном стекле. Он был всё ещё красив, и пятьдесят вёсен не порезали его глубокими морщинами. Но глаза… Глаза выдавали в нём дряхлого старца. Травянистая жирная зелень вокруг зрачков была пропитана проседью былых несчастий.

      Кронс схватил бутылку с терпким ежевичным вином, открыл пробку и глубоко вдохнул аромат отборной, забродившей "лозы". Он сделал ещё несколько глубоких вдохов над матовым горлышком, а затем уставился на потолок, как раз на ту его часть, где сверху спала Боудика. Мужчина не без сожаления воткнул пробку обратно и убрал бутылку на место.

      Ещё раз зачем-то погладив стойку, Кронс отправился в подвал. Это было большое помещение, разделенное на три секции: винный погреб, склад для продуктов и тренировочный зал. Полированные булыжники стен дышали прохладой, и мужчина невольно поежился.

      В это время он обычно тренировался. И сегодняшний день не был исключением. Он взял катану и завязал себе глаза черной лентой. Привычные движения и шелест клинка по воздуху его успокаивали. Когда он закончил, из маленьких бойниц пробился первый луч солнца. Хмыкнув себе под нос, Кронс повесил меч обратно на стену и присел на тонкий коврик. Медитация являлась его последним утренним ритуалом. Она помогала избавиться от лишних мыслей и настраивала на рабочий лад. Хотя работы у него в последнее время было немного. Посетителей становилось всё меньше, и Кронс периодически задумывался о том, как он с семьёй будет зимовать, если не сможет отложить необходимые сбережения на дрова, еду и налоги. Прогнав невесёлые мысли и закончив медитацию, мужчина поднялся наверх.

      Солнце испепеляло сумерки и стучалось в окна, стелясь по полу золотым покрывалом. К пенью ласточек подключались другие птицы, а это значило, что скоро все проснутся. Кронс вышел на улицу и придирчиво посмотрел на вывеску. Краска потрескалась, а буквы, выводящие поэтическое название, поблекли. Трактир "Сгоревшая сакура" был сложен из крупных каменных блоков, его окна и двери сверкали новизной и надёжностью, и только вывеска подкачала…Её давно надо было освежить, но у мужчины не поднималась рука это сделать. Он находил в этом миниатюрном запустении какие-то пророческие нотки.

      Кронс осмотрел конюшню, накормил пегую Сивку овсом и взял несколько сухих поленьев из сарая. На улице было зябко. Сухая осень шелестела палой желтизной, принося с собой первые заморозки. И мужчине захотелось поскорее отправиться на кухню.

      Бросив дрова в каменный очаг, Кронс развёл огонь. С неохотой он сделал ещё несколько ходок на улицу: в трактире было несколько каминов, и их нужно было накормить сухой древесиной. Уставшие путники, часто ночующие на голой земле, любили погреться у очага и потравить байки. Это Кронс знал не понаслышке.

      Когда тепло расплескалось по залу, а лучи солнца перекочевали на столы, Кронс принялся за готовку. Он как раз насаживал на вертель несколько ощипанных кур, когда дверь за его спиной скрипнула, и на пороге появилась Рея.

      – Доброе утро, милый. – пропела она и поцеловала его в макушку. Её волосы коснулись его шершавой щеки. – Почему не разбудил? Я бы помогла тебе.

      – Ты так сладко спала… Не хотел тебя тревожить.

      – Ты опять был в подвале и упражнялся с клинком?

      – Как ты догадалась?

      – У тебя на висках след от повязки. Ты всегда слишком строг к себе и туго затягиваешь узел на затылке.

      Кронс пожал плечами и водрузил вертель на железные рогатины. Жар накинулся на свежее мясо, послышалось шипение и возмущенный треск алых углей.

      – Тебе сделать чаю? – Рея погладила мужа по плечу.

      – Из твоих рук он всегда вкуснее. – улыбнулся мужчина, перехватывая ее запястье и целуя кончики тонких пальцев. – Так что сделай.

      Рея упорхнула с грацией бабочки, а Кронс, не переставая улыбаться, ещё с минуту смотрел на то место, где она только что стояла. Порою он не верил в своё счастье. Такие люди, как он, не заслуживали благословения небес.

      Кронс несколько