Крещёный временем. Оскар Шпак

естным, так и к тем, кто пытался подчинить её своей воле. Алексей, как и многие другие, привык к постоянному чувству тревоги, к тому, что смерть всегда дышала рядом.

      «Там, за этими горами, прячутся», – пробежало в его голове. «Сегодня мы их достанем». Задача на первый взгляд, была простой, но чувство тревоги не оставляло его. Он, опытный солдат, знал, что такое интуиция. Она редко подводила его, особенно в горячих точках, где граница между жизнью и смертью тоньше человеческого волоса.

      Эта операция была одной из множества, но на этот раз у Воронова было предчувствие, будто что-то пойдет не так. Война в Афганистане длилась уже столько лет, что понятие времени стерлось. Дни сливались в одно сплошное существование в напряжении, когда смерть всегда была где-то рядом, но на этот раз его интуиция, которую он выработал за долгие годы службы в ГРУ, кричала о приближающейся беде.

      Взгляд Алексея задержался на его товарищах. В тесном пространстве вертолета сидели его люди: старший лейтенант Захаев – надежный и крепкий как скала боец сидел напротив, погружённый в собственные мысли, проверяя оружие, младший сержант Егоров, молодой, но уже бывалый в боях парень, и несколько других, кто за годы войны стал для него семьей. Они молча переглядывались, готовые к тому, что ждало их впереди. Каждый знал, что будет тяжело, но никто не боялся.

      Вдруг голос пилота вывел его из размышлений: – Подходим к точке сброса, – сообщил он, перекрывая рев моторов. – Через пять минут будем на месте.

      Воронов кивнул, стиснув ремень автомата. Сердце забилось быстрее, но лицо оставалось непроницаемым, как у любого, кто привык к опасности. Он знал, что должен показать своим бойцам уверенность. Офицер, особенно в таких условиях, был опорой и примером для остальных. Сколько раз он сам, ещё совсем молодым офицером, отправлялся на такие миссии, скрывая волнение за маской спокойствия. Теперь это стало для него второй природой. Война в Афганистане сделала из него солдата, который знал, что каждый день может быть последним.

      Секунды казались вечностью. Когда вертолет сделал последний разворот, горы резко ушли вниз, уступив место глубокой долине. Здесь, среди разрушенных селений и извилистых троп, прятался враг. Войска коалиции неоднократно пытались зачистить этот район, но безуспешно. Сегодня был их черед.

      – По местам! – скомандовал Воронов.

      Вертолет резко накренился, и солдаты начали выпрыгивать на пыльную землю, прикрываясь от вихрей песка. Алексей последним ступил на твердую почву и сразу прижал руку к уху, слушая через наушник команды центра. Ровный голос оператора вещал: «Группа „Сокол“, выдвигайтесь к цели. Время на выполнение задачи – тридцать минут. Конец связи».

      Тишина встала стеной, когда рёв вертолёта растворился в воздухе, оставив их одних среди враждебных склонов. Они двинулись вперёд – стройными колоннами, каждый шаг был отточен годами службы, каждый взгляд – настороженностью. Местность здесь была опасной: боевики часто устраивали засады на тропах, используя высоты и укрытия в виде разрушенных построек.

      Через двадцать минут напряжённого марша Воронов дал команду остановиться. Впереди, на склоне, виднелось небольшое укрепление – это и была их цель. Тишина висела в воздухе, казалось, сам мир замер в ожидании. Алексей поднял руку, показывая, чтобы группа рассредоточилась.

      Он чувствовал, что что-то не так. Внутренний голос кричал о ловушке. Но команда была дана, и отступать нельзя. С каждым шагом напряжение возрастало. Тишина гор казалась зловещей, давящей. Алексей понимал, что тишина здесь редко бывала к добру. Слишком тихо, слишком спокойно. В таких местах любое спокойствие могло превратиться в хаос за секунды.

      – Захаев, Егоров, заходите с флангов, – приказал он шёпотом. – Остальные – со мной.

      Только они начали двигаться, как земля внезапно взорвалась под ногами. Сильный гул и ослепляющая вспышка откинули Воронова назад. В ушах стоял оглушающий звон, а перед глазами поплыли тени. Он попытался встать, но ноги не слушались. Сердце бешено колотилось, словно готовое вырваться из груди.

      Перед его глазами мелькали лица его бойцов – искажённые страхом и болью. Захаров, стонущий и пытающийся что-то сказать, Егоров, судорожно держащий автомат. Он слышал, как кто-то кричал, слышал стрельбу, но всё это казалось настолько далёким, будто происходило в другом мире.

      – Командир! Командир! – раздался приглушённый голос. Кто-то тряс его за плечо, пытаясь привести в сознание. Алексей с трудом сфокусировал взгляд на лице Захарова, всё ещё слегка размытом и двоившимся.

      – Тяни его! – крикнул кто-то ещё.

      Воронов понял, что они в окружении. Вражеский огонь сыпался с высот как ливень, отрезая их от возможного отхода. Картину дополняли песчаные вихри, заворачивающие горный ветер, обстреливаемая позиция превращалась в ад на земле.

      Острая боль пронзила его грудь, и он почувствовал, как тёплая кровь начала пропитывать форму. Кажется, это конец.

      «Не здесь… Не сейчас…» – мысли путались, но одно было ясно: его бойцы ещё живы, и они нуждаются в командире. Алексей попытался подняться, но сил не хватало. Время, словно густой